Фоер тоже был тут. Краем глаза она видела его серое непроницаемое лицо. Ей чудилось, что от этого человека исходит непонятная угроза.
Когда могила была зарыта, у Сары неожиданно подкосились ноги и она упала на землю. Ее поднял кто-то из соседей, а Касси отвела в дом. На обратном пути начался дождь, его косые струи намочили волосы Сары, ее траурное платье и смешались с ее слезами.
Несколько дней она просидела возле окна, глядя на простиравшуюся за ним плантацию — самую существенную часть мира, какую она знала. Отныне эта земля представлялась ей живым существом, требующим ее забот, ее сил, ее крови.
Однако Сара не знала, где взять, как высечь ту искру, которая позволит ей воспрянуть духом, обрести уверенность в себе и озарит ее ум.
Через несколько дней она собралась с силами и поехала в Чарльстон. Сара решила телеграфировать командиру полка, в котором служил ее брат, о том, что Уильям О’Келли умер, и попросить полковника Гаррисона предоставить Юджину внеочередной отпуск.
Чарльстон был залит дождем и тонул в дымке размытых огней. Саре казалось, что хор привычных звуков напоминает траурный марш. Ей чудилось, будто город неожиданно сделался суровым, строгим и… одноцветным: многие люди, особенно женщины, были одеты в черное.
Саре представлялось, что она плывет в зыбком тумане, потерянная, никому не нужная, плывет, окруженная безликими призраками.
На телеграфе было полно народу. Встревоженные, озабоченные люди без конца отправляли и получали телеграммы, и Сара встала в хвост длинной очереди. Она покрепче завязала под подбородком ленты покрытой черным крепом шляпки, сжала в руках ридикюль и приготовилась к долгому ожиданию.
Когда через пару часов они с Касси выбрались с телеграфа, Сара была ни жива ни мертва от усталости, однако сказала:
— Мне необходимо наведаться в одно место.
Она уверенно шла по улицам, а Касси — безмолвная черная тень — в недоумении тащилась следом. Служанка не рискнула задать хозяйке вопрос, ибо выражение лица Сары являло собой воплощение целеустремленности и упрямства. Хотя в целом Касси хорошо понимала белых господ, иногда ей казалось, что внутри них живет нечто такое, что нельзя объяснить словами, чего они и сами не были способны толком постичь.
Несмотря на свою практичность, они могли преследовать призрачные цели и служить глупым интересам. Порой Касси хотелось посмеяться над ними, как она смеялась над полевыми работниками, верящими во всякую чепуху: в духов, населяющих предметы, в грошовые амулеты, вроде пуговиц или гвоздей.
Касси шла за хозяйкой, внимательно глядя себе под ноги и тщательно придерживая подол. Иногда она брезгливо шипела и возмущенно закатывала глаза, а ее нижняя губа возмущенно оттопыривалась, словно носик кувшина.
Саре удалось отыскать человека по имени Хейт в квартале, куда прежде она не сунула бы носа даже с самой надежной охраной.
Она выглядела усталой, волосы выбились из-под шляпы, подол платья был испачкан в грязи. Говоря с Хейтом, она не могла держаться спокойно; помимо воли в ее голосе прорывались истерические нотки.
Хейт выслушал Сару, не перебивая, а после сказал:
— Иногда господа обращаются ко мне с просьбой пристроить цветного ребенка в хорошую семью. Как правило, они не заинтересованы, чтобы я об этом болтал, и я всегда иду им навстречу.
— Дело в том, — нервно произнесла Сара, комкая в руках платок, — что это был… особый случай. Ребенка родила… белая женщина.
— Мне остается только посочувствовать ей, — развязно произнес Хейт, глядя в порозовевшее лицо Сары.
— Мальчика звали Коннор; цветных обычно так не называют. Мой отец попросил вас сохранить мальчику имя.
Ей почудилось, что во взгляде Хейта промелькнула тень воспоминания, однако он сказал:
— Сожалею, мисс. Это имя мне ни о чем не говорит. К тому же люди, которые забирают у меня детей, имеют право называть их по-своему, как им заблагорассудится.
Сара сделала последнюю попытку:
— Я вам хорошо заплачу!
— Я все равно не смогу вам помочь.
Госпожа и рабыня пошли назад. Сару раздражал шум деревьев под порывами ветра, грохот колес экипажей с металлическими ободьями, крики возниц, стук копыт лошадей, а свет газовых фонарей казался слишком ярким.
Видя, что хозяйка расстроена, что она не в себе, негритянка сказала:
— Можно поступить гораздо проще, мисс: купить любого цветного ребенка и сказать, что это ее сын. Разве она помнит, как выглядел мальчик!