Вскоре Руби заскучала. Здесь было нечего красть, к тому же пребывать среди душевнобольных, многие из которых были весьма навязчивыми, оказалось нелегко. Она пыталась сбежать, но ворота запирались на замок, а прутья высокого забора были усажены острыми пиками. Мужское и женское отделения больницы разделяла глухая стена почти в два человеческих роста.
Она дважды вытаскивала у охранника ключ, и оба раза ее ловили. Самым скверным было то, что за попытку побега лишали прогулок, а блуждание по парку было едва ли не единственным развлечением Руби.
Хотя по натуре она была одиночкой, все же ей хотелось найти себе компанию. Руби стала приглядываться к соседям по палате и постепенно выделила девушку, в глубине зрачков которой сохранился какой-то печальный свет, свет приглушенного разума.
Гуляя по парку, она выглядела так, будто родилась в этом искусственном лесу, словно она — его дитя: босые ноги, мелкие веточки и листья, запутавшиеся в волосах, испачканный травой подол.
Она рассеянно созерцала окружающий мир, отчего производила впечатление не вполне разумного, но тонко чувствующего создания. Углубляясь в заросли, незнакомка не ломала кусты, не рвала цветы, не пугала птиц. Она была столь незаметна среди других больных, что казалась почти невидимкой.
Она самостоятельно одевалась и ела, спускалась по лестнице и гуляла по саду. Послушно исполняла все, что велели сестры. Наверное, она могла говорить, хотя Руби никогда не слышала ее голоса.
В конце концов Руби надоело за ней наблюдать, и она сделала то, что делала чаще всего: без колебаний пошла напролом. Улучив момент, подошла к незнакомке и спросила:
— Как тебя зовут? Меня — Руби Хоуп.
Та вздрогнула, сделала долгую паузу, после чего медленно произнесла:
— Бриджит.
От Руби не укрылись ее сомнения, и она уточнила:
— Ты уверена?
Больная пожала плечами. «Как дела у нашей Бриджит?» — обычно спрашивал доктор Брин. Ей было спокойно и уютно с этим именем, оно ее защищало, как защищает материнская рука.
Руби сверлила ее взглядом своих темных глаз, похожих на две капли чернил.
— Как ты сюда попала?
— Не знаю.
— Ты что, совсем ничего не помнишь?
Бриджит опустила голову. Она в самом деле не понимала, каким образом краски и контуры действительности растворились, исчезли, а их место заняла темная пустота. Постепенно мрак рассеялся, и она осознала себя находящейся в госпитале. Прошлое исчезло, будущего не существовало, а настоящее превратилось в унылую вечность. И все же она худо-бедно могла существовать в этом мире.
Однажды к ней явился человек из прошлого, неприглядного, безнадежного прошлого, которого она не помнила и не желала помнить, и это настолько потрясло ее и напугало, что она забилась в истерике.
Неожиданно руки Бриджит задрожали, а из глаз потекли слезы. Это заметила одна из сестер, сопровождавших больных на прогулках и следивших за их состоянием. Она быстрым шагом подошла к девушке и уверенно увлекла за собой.
Руби проводила сестру и больную подозрительным взглядом. Она знала, что персонал ее не любит: за жажду жизни, порой дерзкий, а порой блудливый взгляд, подчеркнутую легкомысленность и вульгарность. Они считали, что Руби здесь не место, в чем были несомненно правы.
Когда, возвращаясь с прогулки, Руби вновь попыталась приблизиться к больной, сестра строго сказала:
— Мисс Хоуп, не надо разговаривать с мисс О’Келли. Вы можете ее напугать.
Руби хитро улыбнулась и отошла, довольная тем, что, не прикладывая никаких усилий, узнала фамилию «Бриджит».
В столовой, поедая безвкусный, недосоленный и переваренный обед, она исподволь следила за девушкой. Та вела себя рассеянно, ела вяло, но Руби чудилось, будто Бриджит о чем-то напряженно размышляет.
Руби решила дождаться ночи. Когда обитатели палаты погрузились в забвение или сон, она забралась в кровать соседки и решительно прошептала:
— Подвинься!
Та поджала колени к груди, застыла без движения и закрыла глаза. Так было в первые месяцы ее пребывания в госпитале: ей во что бы то ни стало хотелось уйти от действительности, погрузиться в темноту собственного замкнутого пространства. И сейчас она словно хотела сказать Руби: «Я тебя не вижу, значит, тебя не существует!». Однако та бесцеремонно тряхнула Бриджит за плечо и нетерпеливо произнесла:
— Я хочу с тобой поговорить!