За окном высились темные громады корпусов госпиталя, ночное одеяние неба пестрело звездами. Тишину палаты нарушало лишь прерывистое дыхание да изредка — бессвязное бормотание больных.
Бриджит открыла глаза и столкнулась со взглядом соседки. Светлые волосы Руби в свете луны казались серебристыми, а темные глаза — куда более загадочными и глубокими, чем днем.
— Представь себе, я не помешанная. Думаю, что и ты — тоже.
— Кто ты?
Руби хихикнула.
— Обыкновенная воровка. Думаю, это давно поняли все, в том числе и доктор Брин. Просто он не хочет признавать свою ошибку. А я не желаю вновь попадать в тюрьму.
— А кто, по-твоему, я? — боязливо спросила Бриджит.
— Не думаю, что преступница. Скорее, жертва. Тебя не могли упрятать сюда какие-нибудь родственники?
— Не знаю, — с сомнением произнесла Бриджит.
— Ты хочешь, чтобы я тебе помогла?
Бриджит съежилась.
— Помогла?
Руби смотрела на нее в упор.
— Да. Помогла вспомнить.
— Зачем?
— Жизнь не стоит на месте. Она не меняется только здесь. Потому все, что ты видишь в этих стенах, — обман. Разве тебе не хочется узнать, что происходит на самом деле?
— Мне здесь хорошо, — неуверенно произнесла Бриджит.
— Человеку не может быть хорошо, если он не знает правды о себе, — отрезала Руби.
— Но как узнать эту правду?
Руби стиснула одеяло в кулаке.
— Надо подумать.
Они встретили утро каждая в своей кровати, но днем старались не разлучаться. В парке Руби пробралась вглубь зарослей и легла под ветвями, меж узловатых корней, с наслаждением вдыхая запахи земли, травы и древесной коры.
— Наверное, ты не сразу решилась выйти на дневной свет? — небрежно произнесла она.
Бриджит замерла.
— Нет.
Она хорошо помнила, как лежала, сжавшись в кровати, с единственным желанием — укрыться от всех. Как впервые робко спустившись в парк, щурила глаза, словно человек, который много времени провел во тьме.
— Я придумала, — неожиданно призналась Руби и спросила: — Кстати, ты давно не видела себя в зеркале?
Она вытащила откуда-то мутный осколок и протянула Бриджит. Заглянув в него, та вздрогнула. Из зеркала глядело странное, бледное, худое создание с растрепанными, напоминавшими мочалку волосами: то ли девушка, то ли старуха. Но в глазах, пронзительно-зеленых глазах, теплилась жизнь. Бескровные губы шевельнулись, и существо ответило, то ли Руби, то ли самой Бриджит:
— Хорошо. Поступай, как считаешь нужным.
По вечерам доктор Брин обычно делал второй обход. Он редко задерживался в палатах, где содержались меланхолики, но в этот раз Руби была настроена игриво и не желала его отпускать.
Она встала и подошла к доктору, подметая пол подолом ветхого одеяния. Ее взор излучал лукавство, а на губах сияла улыбка.
— Если вы снова не пропишете мне каннабис, я впаду в такую меланхолию, какой еще не видывали стены вашего госпиталя!
Доктор принужденно засмеялся.
— Дорогая Руби! Полагаю, вы никогда не утратите способность радоваться жизни.
— Я давно ее потеряла, поскольку здесь нет никаких развлечений. Я лишена привычных удовольствий. Скажем, возможности… потанцевать. А как вы относитесь к танцам?
Не дожидаясь ответа, она схватила его за руки, затем бесцеремонно обняла и попыталась сделать несколько па. Зная ее склонности, доктор Брин опасливо отшатнулся, а Руби расплылась в притворной улыбке.
— Не беспокойтесь. Все самое ценное останется при вас.
Когда он ушел, она немного подождала, после чего показала Бриджит блестящий ключ.
— Надеюсь, я не ошиблась. Я не раз видела, как он отпирал небольшим ключом комнату, где хранятся записи наших судеб.
Бриджит с благодарностью смотрела на соседку. То, что рядом находится человек, проявляющий к ней истинное участие, внушало ощущение безопасности и опоры. Руби не пыталась развеселить ее или утешить, вместе с тем ее присутствие чудесным образом поддерживало, бодрило.
Бриджит не знала, плохой или хороший человек доктор Брин, однако порой, когда он пытался с ней побеседовать, его улыбка ранила ее душу, и она испытывала чувство вины за то, что она — такая, какая есть, что с нею что-то не так.
Они с трудом дождались наступления ночи. В предвкушении настоящего приключения Руби дрожала от нетерпения.
Бриджит сидела на кровати в полотняной рубашке, обняв колени руками. Прежде она радовалась ночи, потому что когда на землю опускалась тьма, сон обволакивал ее, как пелена тяжелой воды, и ее собственный мрак сливался с мраком небес. Но сегодня все было иначе. Сегодня ночь могла подарить ей свет.