– Это ваш истинный возраст?
– Да. Но когда я с кем-то встречаюсь, мне двадцать восемь.
– Вот как раз встречаетесь.
– Тут другое дело. Вы старше. Можно не молодиться.
– Ясно. У вас было много романов?
– Романов? – Эндрю пожал плечами. – Уже лет десять у меня совсем другие приоритеты.
– Какие именно?
– Слушайте, Сирил, я обычный человек, люблю потрахаться.
– Резонно.
– А вы не любите, что ли?
– Люблю. Вернее, любил. Когда-то.
– Последний раз был давно?
– Семь лет назад.
Эндрю отставил пинту и вытаращился:
– Разыгрываете?
– Я же сказал о гибели моего друга.
– И с тех пор ничего не было?
– Вас это удивляет?
– Да просто охереть!
Я промолчал. Мой собеседник, видимо, даже не понял всю бестактность своей реплики.
– Наверное, так хочется, аж скулы сводит! – громко сказал Эндрю, и пара за соседним столиком окинула нас презрительным взглядом. Кое-что не менялось совсем.
– Да нет, – тихо ответил я.
– Не верю!
– Правда.
– Если вам и впрямь сорок девять, лавочку закрывать рановато.
– Самое смешное, что за последние дни вы уже второй человек, который мне об этом говорит.
– А кто первый?
– Миссис Гоггин.
– Кто это?
– Я уже говорил – заведующая буфетом.
– Каким буфетом?
– Парламентским!
– Ах да, что-то припоминаю. Кажется, она собиралась на пенсию?
– Да, и вы были на проводах!
– Точно. Теперь вспомнил. Наверное, мой приход ее страшно обрадовал, но я не мог остаться.
– Я с вами поздоровался, вы не ответили.
– Не видел вас. Ну и как она?
– Что – как?
– Ушла на пенсию?
– Конечно. А зачем, по-вашему, устраивают проводы?
– Не знаю. Куча народу заявляет о завершении карьеры, но никуда не уходит. Возьмите Фрэнка Синатру.
– Нет, она ушла. – Разговор меня уже утомил. – Ну ладно. Вы, я полагаю, холост?
– С чего вы так решили?
– Потому что вы пригласили меня на свидание.
– А, да. Ну вроде как.
– Что это значит?
– Это значит, я открыт для предложений, – ухмыльнулся он. – Если они будут.
– Я на минутку отлучусь, – сказал я, желая передохнуть в одиночестве.
Вернувшись из туалета, на столе я увидел новые пинты и смирился с тем, что общение наше продолжится.
– Нынче в Ирландии многое изменилось, – сказал я, надеясь перевести разговор в разумное русло. – В смысле, для геев. В дни моей молодости их жизнь была просто невыносима. И даже кошмарна. Сейчас, мне кажется, стало полегче.
– Да не особо, – тотчас возразил Эндрю. – Законы по-прежнему против нас. И сегодня нельзя пройтись под руку с мужчиной – рискуешь, что тебе проломят голову. Да, теперь есть и другие бары, кроме «Джорджа», мы вроде как вышли из подполья, однако лучше не стало. Правда, законтачить теперь легче. Кое-что найдешь онлайн. Чаты, сайты знакомств.
– Где найдешь? – переспросил я.
– Онлайн.
– А что это? На какой такой линии?
– Во Всемирной паутине. Слыхали о ней?
– Чуть-чуть.
– Это будущее. В один прекрасный день все мы окажемся онлайн.
– Зачем?
– Кто его знает. Для утех.
– Заманчиво. Прям не терпится.
– На мой взгляд, больших улучшений нет, но они могут быть. Нужны серьезные изменения в законодательстве, однако на это уйдет время.
– Если б нашелся такой политик, который выступил бы открыто и запустил процесс.
– На меня не рассчитывайте. Вмиг лишишься голосов. К этой теме я не подойду на пушечный выстрел. И потом, нынешняя молодежь не стесняется своих склонностей. Она и не думает таиться, что, на мой взгляд, весьма современно. Вот вы открывались перед родителями?
– Я их не знал, я приемыш.
– Ну перед приемными родителями?
– Моя приемная мать умерла, когда я был ребенком. Приемному отцу я ничего не говорил, однако благодаря кое-каким обстоятельствам, которыми сейчас не стану вас утомлять, он все узнал, когда мне было двадцать восемь. Признаться, его это ничуть не волновало. Он большой оригинал, но отнюдь не узколобый фанатик. А вы родным поверялись?
– Моя мать тоже умерла. У отца Альцгеймер, так что ему поверяться бессмысленно.
– Понятно. А братьям и сестрам? Им вы сказали?
– Нет. Они бы, наверное, не поняли.
– Они вас старше или моложе?
– Брат старше, сестра младше.
– Но ваше поколение не придает этому такое уж большое значение, правда? Почему же не сказать?
Эндрю пожал плечами:
– Вопрос сложный. Я бы не хотел в него углубляться.