Бриджит, Мэри-Маргарет и меня привезли в участок на Пирс-стрит, где девушек усадили в коридоре, а меня отвели в отдельную комнату. Я спросил, почему так, и мне ответили: дабы оградить девиц от приставаний на полицейской территории. Не знаю, что в моей внешности выдавало половозрелого насильника, но я, как ни странно, счел это комплиментом. Мне дали чашку чересчур сладкого теплого чая и початый пакетик бисквитов; лишь когда дрожь моя стала стихать, я понял, что трясло меня с той самой минуты, как машина с Джулианом в багажнике умчалась с Уэстморленд-стрит. Почти час я сидел в одиночестве, а потом дверь отворилась и, к моему изумлению, на пороге возник мой приемный отец.
– Чарльз?
Я встал и подал ему руку – рукопожатие он предпочитал всем другим видам приветствий. На похоронах Мод я хотел его обнять, но он шарахнулся от меня как от прокаженного. Мы не виделись несколько месяцев, и он стал еще смуглее, словно только что вернулся из южного отпуска. Шевелюра его, уже обретавшая благородную седину, претерпела разительную перемену и вновь была иссиня-черной.
– Что ты здесь делаешь?
– Сам толком не знаю. – В тюрьме Чарльз провел два года, размышляя над своими налоговыми махинациями, но сейчас огляделся с таким интересом, словно впервые очутился в полицейском изоляторе. – Когда в банк пришли фараоны, я, надо сказать, маленько струхнул. Решил, опять по мою душу! Но оказалось, тебя задержали, и на твоем допросе должен присутствовать родитель или опекун, а я, выходит, всех ближе к этой роли. Как ты вообще, Сирил?
– Так себе. Пару часов назад моего лучшего друга похитили и куда-то увезли. Я даже не знаю, жив ли он.
– Паршиво, – покачал головой Чарльз. – Ты слышал, Шон Лемасс стал новым премьер-министром? Как он тебе? Мне не нравится, что он так сильно напомажен. Вид какой-то зловещий.
Тут с чашкой чая и папкой в руках в комнату вошел пожилой полицейский, представившийся сержантом Каннейном.
– Вы отец мальчика? – спросил он, усаживаясь.
– Приемный отец, – уточнил Чарльз. – Сирил не настоящий Эвери, что по нему и видно. Мы с женой усыновили его младенцем, совершив акт милосердия.
– Ваша жена сейчас тоже прибудет?
– Случись это, я был бы потрясен. Несколько лет назад Мод умерла. Рак. Она одолела опухоль в слуховом канале, но позже та захватила язык и гортань – и всё. Занавес.
– Мои соболезнования, – сказал сержант, но Чарльз отмахнулся:
– Пустяки, пустяки. Время – лучший лекарь. Кроме того, у меня были запасные варианты. Однако что стряслось, сержант? По радио я кое-что слышал, но в целом пребываю в неведении.
– Получается, ваш сын…
– Приемный сын.
– Получается, Сирил и его друг Джулиан в нарушение школьных правил самовольно покинули пределы интерната и отправились на свидание с девушками в баре «Палас» на Уэстморленд-стрит.
– Речь о тех девушках, которых я видел в коридоре? Одна заливается в три ручья, другая как будто изнемогает под тяжестью своих грудей.
– Именно о них, – ответил сержант, а я смущенно отвернулся.
– Какая твоя, Сирил? – спросил Чарльз. – Рёва или грудастая?
Я закусил губу не зная, что ответить. Строго говоря, ни та ни другая не была моей девушкой, но если уж требовалось разбить нас на пары, имелся только один верный ответ.
– Рёва, – сказал я.
Чарльз разочарованно прищелкнул языком.
– Знаете, сержант, – сказал он, – если б пришлось делать ставки, я бы поставил на его ответ «рёва», но в душе все-таки надеялся, что он скажет «грудастая». Порой я думаю: где же я допустил ошибку? Ведь я растил его не для почтенных женщин.
– Мистер Эвери! – Сержант явно сдерживался. – Я должен задать вашему сыну… вашему Сирилу… задать Сирилу несколько вопросов. Не могли бы вы немного помолчать?
– Конечно, конечно! Однако история жуткая. Кстати, кто такой Джулиан, которого похитили?
– Мой сосед по комнате, – сказал я. – Джулиан Вудбид.
Чарльз аж взвился:
– Неужто сынок Макса Вудбида?
– Именно так, сэр, – сказал сержант.
– Ба! – воскликнул Чарльз и вдруг захлопал в ладоши. – До чего забавно! Этот Макс Вудбид когда-то был моим поверенным. Конечно, в то время он не был столь известен. На мне-то, можно сказать, он и сделал себе имя. Мы были закадычными друзьями, но потом я, безропотно сознаюсь, принял кое-какие ошибочные решения на марьяжном фронте и, скажем так, из своего садового шланга оросил чужой палисад. Точнее, палисад Макса. Он об этом проведал и здорово мне накостылял. – Чарльз грохнул кулаком по столу, от чего мы с сержантом подпрыгнули, а из чашки выплеснулся чай. – И я, поверьте, не держал на него зла. Ни секунды. Он был в своем праве. Но потом я угодил в тюрьму, а он за бесценок купил мой дом и вышвырнул на улицу мою хворую жену и приемного сына. Вот этой подлости я ему никогда не прощу. Однако я понимаю, как ужасно потерять ребенка. Родители не должны хоронить детей. У меня была дочь, которая прожила всего пару дней…