Безмерно обожающий тебя
Хоудридж».
К концу чтения записки голос Селины совсем сник, а закончив, она с недоумением взглянула на Тивертона:
— Что такого важного он хотел сказать мне?
— То, что мы с тобой обманщики!
— Как? — Дрожь охватила Селину.
— Скажу тебе правду. Лорд Хоудридж изъявил желание взять покровительство над тобой!
Селина побледнела, и тогда Тивертон поспешил ее успокоить:
— Это не такое оскорбительное предложение, как может тебе показаться. Но я показал ему на дверь, то есть выгнал его, сказав, что я твой единственный и истинный покровитель.
— Он… тебе поверил?
— Думаю, что да. Я ведь сказал правду, а правду трудно опровергнуть. И к тому же он все-таки знаком с тобой…
— А я… про меня можно подумать что угодно, — с отчаянием в голосе произнесла Селина.
— Про тебя нельзя подумать ничего дурного.
— Но ты сказал ему… что я не соглашусь на его постыдные предложения?
— Я дал ему понять, что у него нет никаких шансов…
— Тогда отошли ему цветы обратно… С вежливым отказом.
— Ты в этом уверена? Дорога, которая открывается перед тобой, отлично вымощена. Стоит только тебе вздернуть вверх головку, Селина, и… вперед! Кстати, за Хоудриджа я ручаюсь. Он человек верный слову. И боюсь, что он так легко не отступит.
— А есть ли у меня другие кандидаты в женихи? — робко поинтересовалась Селина.
— Могу сказать, что их целая куча, судя по карточкам с приглашениями, которые мы получили. Но я бы на твоем месте держал их всех в волнении на старте. Я и Хоудриджу намекнул, что не он один участвует в скачках.
Такое заявление Квентина больно задело Селину. Она молчала некоторое время, потом произнесла:
— Ты как будто бы… вынуждаешь его жениться на мне. Но ведь он не тот человек, за которого я бы охотно вышла замуж… даже в том положении, в каком я нахожусь.
— Моя милая Селина! Хоудридж — та самая крупная рыба, которую мы подцепили на удочку! Он богат, независим, и все его мысли заняты тобой.
— Говори прямо, Квентин, он в меня влюблен?
— По-моему, он испытывает похожее чувство. Ранее за ним такого не замечалось. Но условия, выдвинутые им, нас не устраивают.
— Я так поняла, что ему нужна не жена, а любовница, — покраснев, произнесла Селина. — Я на это не пойду!
Ее глаза теперь напоминали штормовое море.
— Нищим нельзя привередничать. Что подают, то и хватают! — сухо сказал Тивертон. — Тебе нужен супруг, Селина? Честно признаться, я не замахивался так высоко, если б под руку не попался Хоудридж. Он с юности уже знал себе цену и кичился и своим происхождением, и богатством. Мы учились вместе в школе, и я его натуру знаю. Удивительно, что он, будучи столь высокого мнения о себе, клюнул на крючок. Его надо осторожно водить теперь, как форель, чтобы не сорвался.
Тивертон сжал губы в тонкую линию, морщинка перерезала его лоб. Явно, что он не особенно рад тому, что ему приходилось в этом убеждать Селину.
— Если его светлость предложит тебе брак, то это превзойдет все мои ожидания во сто крат больше, чем мой ночной выигрыш.
Селина подошла к окну. Бледный рассвет уже позволил различить силуэты кипарисов в саду, был виден и маленький фонтан с дельфинами и купидоном — смешной, но симпатичный и даже трогательный. Небо голубело, обещая солнечный день, а цветы на клумбе готовились раскрыть свои лепестки.
— Я не желаю… чтобы моим мужем стал лорд Хоудридж, — произнесла она едва слышно, но робкий ее голосок достиг ушей Тивертона.
— Он еще не просил тебя об этом, — съязвил он.
— Но, возможно, попросит. И я ему откажу.
— Ты скажешь «да», черт побери! — взорвался Квентин. — И упадешь на колени, и воздашь хвалу господу за то, что тебе выпала такая удача.
Она хранила молчание, и он вынужден был продолжить:
— Подумай, какая у тебя альтернатива? Вспомни, на что ты сама рассчитывала — устроиться в какой-нибудь приличный дом гувернанткой? Там ты и зачахнешь. Впрочем, вероятно, тебе придется оказывать «услуги» хозяину дома или его сыну.
Плечи Селины вздрогнули, но она по-прежнему молчала.
— Хозяйка будет ревновать тебя, злобствовать, а испорченное, избалованное дитя будет измываться над тобой — безответной нищей, «ни служанкой, ни леди, а так, чем-то бесправным…». Тебя никто не будет уважать: ни господа, ни прислуга, и все только станут ухмыляться за твоей спиной. А все потому, что твоя красота, молодость, изящество им поперек горла.