Джин кивнула.
— Пока не снимут гипс.
— А что будет потом? — немедленно заволновалась Дорри.
В комнате повисла напряженная тишина.
— А потом она настолько устанет от нас, что захочет убежать подальше от семейства Диллонов, — шутливо ответил Ланс.
Джин с трудом выдавила из себя улыбку. Только теперь она осознала, что совсем скоро ей и впрямь придется покинуть этот дом. Приезд сюда оказался большой ошибкой. Она понимала, что уже не представляет свою жизнь без Дорри и старого профессора, а особенно без этого непредсказуемого мужчины.
Когда это случилось? Как он сумел занять такое место в ее жизни?
— Возможно, если мы ей очень-очень понравимся, папочка, — сообразила Дорри, — она никогда от нас не уйдет.
— Возможно, — улыбнулся Ланс, перехватив встревоженный взгляд Джин. — А если такого и не случится, придется нам сделать ее пленницей.
Джин покраснела, понимая, что он флиртует с ней.
А Дорри, прикрыв глаза, мечтательно продолжила:
— Как прекрасную принцессу в старинном замке. Тебе нужно отрастить длинные волосы, чтобы принц смог спасти тебя.
— А что, если это принц и заточил ее в темницу? — забавляясь, поинтересовался Ланс.
Намек был ясен, но Джин была так поглощена собственными чувствами, что не сразу уловила подтекст.
— А что ты об этом думаешь, Джин? — спросила Дорри.
— Я думаю… что, если ты будешь меня слушаться, я согласна временно побыть твоей няней.
— Ты говоришь, как настоящая английская няня! — Ее чопорный тон развеселил Ланса.
К счастью, Дорри оказалась довольно послушным ребенком, особенно когда рядом был отец.
Едва он появлялся, Джин, словно подменяли, она становилась предельно вежливой и немногословной, ни один разговор не начинала первой. Она боялась и не хотела дружеских отношений между ними. Обращаясь к нему, она всегда называла его профессором и никогда — по имени. Да он и был ее профессором. Ей часто приходилось выполнять его задания по истории и случалось обижаться, когда он критиковал ее работу.
Однажды вечером, когда Джин занималась с Диллоном-старшим, Ланс принес ее реферат с оценкой «отлично».
Джин покраснела, не зная, как реагировать на похвалу. Она не привыкла к лестным оценкам.
Мужчины оживленно обсуждали ее успехи, а она продолжала молчать. Для них она была любимой ученицей, не более того. А разве она хотела другого? Ей следовало радоваться, что двое таких умных людей занимаются с ней. Но почему-то на душе у нее было пасмурно и неспокойно.
Джин извинилась и поковыляла на кухню готовить кофе.
Через несколько минут к ней спустился Ланс.
— Что случилось?
А что она могла сказать? Я не хочу быть просто одной из твоих студенток. Я хочу… При одной мысли о том, чего бы ей хотелось, все у нее внутри похолодело.
— Ничего! — произнесла она.
— С тобой все в порядке? — спросил он заботливо.
Джин чуть не закричала от безысходности и не нашла ничего лучше, чем ответить:
— Отлично! Лучше и быть не может, если не считать гипса на ноге.
— В этом нет ничего страшного. Гипс снимут на следующей неделе.
— Вот в этом-то вся загвоздка, — сердито пробормотала она.
— Я понимаю, ты немного напугана.
— Напугана? — Настроение Джин из мрачного превратилось просто в ужасное. — И что ж, по-твоему, меня так испугало?
Ланс не ответил, вспомнив последний визит к хирургу. Тот сказал, что, возможно, стопа так и не будет нормально функционировать.
Джин не слишком разбиралась в мелькавших в разговоре медицинских терминах, но, как ей казалось, главное она поняла: она на всю жизнь может так и остаться хромой.
По дороге домой Ланс всячески пытался расшевелить ее, но она, отвернувшись, уставилась в окно. Наверное, если бы он тогда увидел слёзы, струившиеся по ее щекам, то не смог бы выдавить из себя ни слова.
Сейчас он молчал, с нежностью глядя на нее.
— Не волнуйся, я не сломаюсь, — заверила его Джин.
— Я верю в тебя. Кстати, насчет твоего реферата… Я был искренен.
— Спасибо, — сказала Джин. — Никогда в жизни не получала «отлично».
— Между прочим, это не только моя оценка.
— То есть? — Джин не поняла, о чем он говорит.
— Я дал прочитать твой реферат коллеге, и наши оценки не разошлись.
— Правда? — Джин зарделась от удовольствия.
Их глаза встретились, и это было ошибкой: дыхание Джин сбилось. Никто и никогда так не заботился о ней. Должно быть, это была жалость, но, по крайней мере, искренняя.