Луи уложил ее на ковер и опустился рядом.
– На этот раз ты был так нежен!
– Почти, – невнятно проговорил он, отрывая губы от ее шеи. – Наверное, я никогда не перестану употреблять это слово «почти» в отношении тебя. Ты заставляешь меня чувствовать…
– Я проголодалась, – напомнила ему Мариана. Луи усмехнулся и, приподнявшись на локте, посмотрел на нее. Язычки пламени осветили медальон, который он носил на шее.
– Хочешь сказать, что я наконец-то увижу, как ты ешь, а не делаешь вид, что жуешь?
– Да я, того гляди, начну глодать одно из этих поленьев, если не дашь мне чего-нибудь перекусить! – Она села и оглянулась в поисках того, что можно накинуть на себя. Взгляд ее упал на красный свитер, и, протянув руку, она подтянула его поближе. – Я выехала из шато, не успев позавтракать; мне удалось только слегка заморить червячка в самолете. – Натянув свитер через голову, Мариана одернула его на бедрах и, вскочив на ноги, двинулась к кухне. – Надеюсь, у тебя хоть что-то найдется? Какой-нибудь огрызочек еды… Должна признаться, что всегда ненавидела готовить и прибирать дом. Именно поэтому я и изобрела миссис Маггинс.
– Сейчас приготовлю что-нибудь. – Луи лениво и расслабленно перевалился на живот, глядя, как она, распахнув дверцу холодильника, рассматривает его содержимое. – Ты ведь моя гостья.
Мариана коротко взглянула на него и тотчас отвела глаза. Господи, до чего он сейчас красив при свете огня! Крепкое сильное тело отчетливо выделялось на бежевом ворсе ковра. Ровная линия спины переходила в крепкие ягодицы.
– Скажем прямо: незваная гостья. У тебя хватит еды на двоих?
– Зависит от того, как долго ты собираешься задержаться здесь.
Это были не праздные слова. Напряженность, прозвучавшая в голосе Луи, выдавала, насколько важен для него ее ответ. Не глядя больше в его сторону, Мариана достала коробку с яйцами и кусок бекона.
– Я могу остаться на неделю.
– Так… – он медленно поднялся и натянул на себя рубашку и джинсы. – А потом?
– Я вернусь в Седикан, а ты – в Нью-Йорк.
– И мы никогда не будем вместе?
– Я такого не говорила…
– Но твои слова прозвучали как финал симфонии.
– Неужели?
– Черт побери, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю!
– Ах, Луи, я не знаю точно, но скорее всего… Я не подхожу тебе!
– Пятнадцать минут назад ты подходила мне, как никто.
– Это совсем другое дело. На физическом уровне мы действительно полностью соответствуем друг другу.
– Значит, ты считаешь, что мне надо вернуться в Нью-Йорк, отыскать женщину, которая будет устраивать меня во всех отношениях, и прожить с ней до конца моих дней? – Луи горько улыбнулся. – Теперь ты убедилась, что со мной все в порядке, долг выплачен сполна, совесть твоя чиста. И решила, что можешь уходить?
– Пока нет, – она закрыла дверцу холодильника и повернулась к нему спиной. – Тебе придется выдержать меня еще неделю.
– О неделе не может быть и речи!
– Ты требуешь, чтобы я ушла прямо сейчас?
– Ты вообще не уйдешь от меня.
– Вот как? Снова собираешься запереть меня, как
В шато?
– Нет, я не повторяю своих ошибок дважды. – Луи улыбнулся. – Но точно так же, как существуют разные виды темноты, бывают разные виды заключения. Я не отпущу тебя, Мариана.
– Ты вроде никогда не был рабовладельцем.
– Ошибаешься, – он задумчиво посмотрел на ковер, лежавший на полу. – Я завладел тобой здесь. И теперь ты моя.
– Это был всего лишь секс!
– Нет. Это любовь, Мариана. Она замерла и на миг словно приросла к полу, не в силах пошевелиться. Губы Луи изогнулись в печальной усмешке.
– Что ты так смотришь? Да, я люблю тебя. И я понял это с самой первой нашей встречи.
– Скорее всего в тебе сейчас говорит чувство благодарности…
Луи покачал головой:
– Во мне говорит любовь. Я слишком долго прожил без нее, чтобы не узнать, с чем имею дело. Мариана наконец пришла в себя и произнесла с преувеличенной бодростью:
– Ничего, это у тебя скоро пройдет.
Внезапно Мариана вспомнила, что однажды уже произнесла эту фразу, когда пыталась объяснить Гуннеру свое отношение к Луи. «Может быть, это пройдет». Но ей никак не удавалось избавиться, освободиться от своего чувства. Наоборот, ее любовь становилась все глубже, сильнее, заполняя каждую частичку тела…
– Не пройдет. Тем более, что у меня нет ни малейшего желания, чтобы она прошла. Я собираюсь холить и лелеять ее весь оставшийся век. – Он улыбнулся. – Ладно. Неделя – так неделя. За это время я постараюсь доказать тебе, что я прав, и ты никуда не уедешь.