Особенно,... 
75 
Микки и представления не имел о планах Мартина Свенсона. Он слышал, что Мартин хочет прибрать к рукам какую-нибудь студию. Но, разумеется, этот тип был достаточно опытен, чтобы все разузнать заранее. А разузнавши, он выяснит, что Микки Столли просто наемный служащий и на продажу студии «Пантер» у него столько же прав, сколько на продажу Луны.
Эта ситуация доводила Микки до ручки. До такой степени его это раздражало, что приблизительно дважды в год он страшно ссорился с Абигейль, которая ничего не хотела понимать и смотрела на него сверху вниз, как мать, заставшая своего сына за занятием онанизмом перед портретом обнаженного Гитлера.
– Мой дед дал тебе все, – обычно говорила она. – И когда он умрет, мы получим все, что заслужили.
– Зачем ждать? – выдвигал Микки свой главный аргумент. – Что, если обратиться к юристам и объявить его недееспособным?
Абигейль не соглашалась ни в какую. Она точно знала, что дед составил необыкновенно хитроумное, непробиваемое завещание, и любое вмешательство может привести только к нежелательным осложнениям.
Знала она к тому же, что Эйб Пантер, несмотря на свой преклонный возраст, вовсе не выжил из ума. Он куда умнее Микки, поэтому ее муж должен радоваться, что Эйб сам не вернулся на студию, а позволил Микки распоряжаться там по своему усмотрению.
Разумеется, существовали всякие финансовые ограничения, навязанные адвокатами Эйба. Ограничения эти бесили Микки. К примеру, его жалованье не должно было превышать одного миллиона долларов в год. Вроде бы немало, но если учесть, что какой-нибудь засранец-актер получал пять или шесть да еще проценты, если фильм удачный, то вряд ли такая сумма могла считаться удовлетворительной.
У Абигейль были свои собственные деньги, унаследованные от родителей. А Микки вынужден довольствоваться паршивым миллионом, а если еще вычесть налоги…
Думать об этом становилось невыносимо, хотя Микки никак не мог отделаться от таких мыслей, – разве что когда трахал Уорнер. Но сегодня жарко, в квартире жужжала муха, и Уорнер только что сообщила, что получила повышение – ее перевели в отдел по борьбе с коррупцией (и это повышение?), и вообще у него нет настроения для их обычной акробатики.
– Что-то не так, любовь моя? – спросила Уорнер.
В этот момент он находился на ней и явно демонстрировал отсутствие желания. Такое не скроешь.
– Там муха, – объяснил он неловко.
От удивления она заговорила громче.
– Муха?
– Может, оса. – Это звучало лучше.
Уорнер не смогла удержаться. Она ведь выросла в доме, где редкий день не встретишь крысу.
– Боишься, она укусит тебя за задницу, Микки? – пошутила она со смехом.
Хватит с него на сегодня. Скатившись с нее, он потянулся за брюками.
– Стой! – приказала Уорнер.
Он продолжал тянуть к себе брюки. Она села.
– Стой! Иначе мне придется тебя арестовать и надеть на тебя наручники.
Его член, живущий своей собственной жизнью, встал по стойке «смирно».
Микки отпустил брюки.
Уорнер протянула руку к наручникам.
Они снова занялись делом.
Кафетерий «Поло» – идеальное место встречи. В три часа дня там почти никого нет, шансов кого-либо встретить мало, а кондиционер навевает приятную прохладу.
Мартин Свенсон и Микки Столли раньше никогда не встречались, хотя, безусловно, слышали друг о друге.
Они пожали руки в дверях слабо освещенного отдельного кабинета.
– Можно было встретиться в моем бунгало, – заметил Мартин.
– Или на студии, – добавил Микки.
– Но здесь удобнее, – согласились оба.
Микки чувствовал себя затраханным. В прямом смысле.
Мартин думал о том, когда он сможет встретиться с Венерой Марией.
– Давайте поговорим о деле, – предложил он.
– О шоу-бизнесе, – поправил Микки, усмехнувшись.
– Хочу, чтобы ты уехал, – сказала Венера Мария голосом, не терпящим возражений. – Я сняла тебе квартиру на Фаунтин-авеню. Там есть бассейн, телевизор и горничная. Я согласна платить за нее полгода, а потом разбирайся сам. Уверена, ты сумеешь устроиться.
Братец Эмилио не сводил с нее глаз. У них одинаковые глаза – большие, карие и печальные. Кроме глаз, у них не было ничего общего.
– Почему? – жалобно спросил Эмилио.
– Потому что… я хочу иметь возможность побыть одной.
– Мы же семья, – обиженно заметил Эмилио, как будто она его в чем-то подвела.
Венера Мария твердо решила не уступать.
75 
