– Именно поэтому я и собираюсь полгода платить за твою квартиру.
Он вздохнул. Глубоко-глубоко. Этакий театральный вздох.
– Ладно, уеду, – неохотно согласился он. Можно подумать, у него есть выбор.
Венера Мария кивнула.
– Вот и хорошо.
– Когда захочу, – добавил Эмилио.
Он явно переходил границы. Это ее бесило. Но у нее тоже характер что надо, где сядешь, там и слезешь.
– Уедешь сегодня, – заявила она. – В течение часа. Или никакой квартиры. Можешь тогда трясти своей толстой задницей по бульвару Санта-Моника, мне наплевать.
– Шлюха, – пробормотал он.
Глаза у нее сузились.
– Что ты сказал?
– А машину мне дашь?
Она решила пропустить оскорбление мимо ушей.
– Можешь на время взять «универсал», – проговорила она устало.
Эмилио нахмурился. Почему это он должен ездить в каком-то «универсале», когда его сестра раскатывает в лимузинах и «порше»? Такого не должно быть, но, похоже, изменить ему ничего не удастся. Венера Мария шутить не собиралась.
Он поплелся собирать вещи.
Венера Мария испытала триумф. Не бог весть какая победа, но все же. Она послала экономку за свежими цветами и пошла в свою гардеробную, чтобы выбрать самый лучший туалет.
Мартину нравилось, когда она в белом, он ей об этом говорил. Она же предпочитала черный цвет. Более изысканно и экстравагантно. В черном она чувствовала себя сексуальней.
Как насчет белого сверху и черного ближе к телу?
А может, ближе к телу и вовсе ничего не надо?
Мартин был далеко не самым лучшим любовником в мире. Он отличался заторможенностью, слишком торопился и ему не хватало чувственности.
Она учила его.
Медленно…
Очень, очень медленно…
У двадцатипятилетней Венеры Марии Мартин – четвертый любовник по счету. Пресса пришла бы в экстаз, узнай она, что у звезды было всего четверо мужчин. В конце концов ведь она слыла высшей жрицей на алтаре секса, свободной женщиной. Все, что бы она ни делала, излучало секс: от ее видеоклипов до актерской игры. Она при всех касалась интимных мест. И даже учитывая угрозу СПИДа, в ее жизни должно насчитываться куда больше мужчин.
Первый любовник: Мануэль. В койке – просто что-то потрясающее. Черные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Член такой, что умереть можно, плюс любовь к изящным танцевальным па в постели.
Она повстречалась с ним через неделю после приезда в Лос-Анджелес, и он покончил с ее девственностью с такой страстью, что у нее дух захватило.
Три месяца подряд они занимались любовью ежедневно, а потом он бросил ее ради калифорнийской пляжной красотки.
Когда она стала знаменитой, он снова попытался подкатиться к ней, но не тут-то было.
Второй любовник: Райн. Этот был чувственным. Взлохмаченные белокурые волосы, щенячьи глаза и загорелая кожа. Член такой, что умереть можно, а также самая симпатичная задница, какую ей только приходилось видеть.
Он сопровождал ее при восхождении наверх и бросил, влюбившись в бородатого руководителя английской рок-группы.
С Венерой Марией они остались друзьями.
Третий любовник: Иннес. В постели – просто что-то потрясающее и необыкновенно сладострастный. Убийственное сочетание.
Они встречались почти год, пока она не стала опасаться, что это помешает ее карьере.
И Мануэлю, и Райну, и Иннесу было где-то между двадцатью и тридцатью.
Мартину – сорок пять. Вполне мог бы быть их отцом. Или ее отцом.
Но она любила его.
И не понимала почему.
Выбрав девственно белое платье, на которое надела узкий и короткий вышитый пиджак, она довершила туалет семнадцатью серебряными браслетами, висячими серьгами – в каждое ухо разные – и конькобежными ботинками без коньков. Потом позвонила Мартину в гостиницу и оставила послание следующего содержания: «Семейство Уэкко будет дома после шести».
Когда Микки явился домой, он весь кипел. Тринадцатилетняя Табита встретила его с надутыми губами.
– Мама говорит, мне нельзя ехать в Вегас с Лулу и ее папой. А я хочу. Почему нельзя?
У Табиты были прямые темно-русые волосы, уже довольно развитая фигура и ужасающие пластины на передних зубах. Вряд ли на нее найдется много охотников.
– Если мать говорит, то… – начал он.
– Я хочу, папа, – заныла Табита. – Ты поговори с ней. Пусть разрешит. Ты такой умный, все можешь устроить.
Она что, у Уорнер брала уроки?
– Попытаюсь, – пообещал он без всякого энтузиазма.