«Кому-то еще ты обязательно понравишься», — пообещала Морган. «Просто оставь Иэна Ильтвинну».
«Я не хочу кого-то еще,» сказала Мойра. «Я хочу Иэна. Он заставляет меня смеяться. Он действительно умен, он думает, что я умна. Он думает, что я удивительная. Это на самом деле существует- то, как мы чувствуем друг друга.»
«Откуда ты можешь знать?» — возразила Морган. «Как ты можешь быть уверенной, что всё, о чем он тебе говорит — правда?»
Лицо Мойры вытянулось. Она взяла свою кружку с чаем, схватила школьную сумку и чопорно зашагала к лестнице. «Просто я знаю».
Морган наблюдала, как ее дочь поднималась наверх, чувствуя, будто только что проиграла еще одну битву, однако понятия не имея, как это можно было решить по-другому. Богиня, Иэн Дилэни! Кто угодно, только не Иэн Дилэни. Медленно Морган опустила голову на свои руки, скрещенные на столе. «Души, дыши», — напоминала она себе. «Калэм, мне действительно сейчас пригодилась бы твоя помощь».
Самое жуткое — это сходство между тем, что происходило у Мойры с Иэном, и тем, что давным-давно произошло у Морган с Кэлом. Она никогда не рассказывала Мойре о Кэле с Селеной… не считая пары слов о том, как обнаружилось, что она ведьма… а дальше шла история о летнем обучении в Шотландии и о предложении Катрины переехать в Ирландию. Мойра читала Книгу Теней Калэма, и кое-что из Книги Теней Морган, но ничего о том бурном периоде в жизни Морган. Кэл с Селеной до сих пор оставались секретом Морган. Как и Хантер. Как и тот факт, что Морган — дочь Карьяна МакЭвана. На самом деле, она никогда не обманывала Мойру… просто, когда Мойра посчитала, что Ангус Брэмсон — ее кровный дедушка, Морган всего лишь не оспорила этого. Так было намного лучше, чем рассказывать, что ее дедушка был одним из самых ужасных ведьмаков в роду и что он запер родную маму Морган Мэйв в сарае и сжег ее заживо.
Точно так же и по поводу Хантера. Разве было бы правильным говорить Мойре, что Калэм не был единственным мужчиной Морган, которого она любила и потеряла? После того, как Хантер утонул во время переправы, Морган едва помнила, что произошло… потеря Хантера разбила ее сердце напополам. Она помнила, как лежала в больнице. Ее родители с Мэри Кей приехали из Америки. Они хотели забрать ее домой в Нью-Йорк, но Катрина с Павлом убедили их, что в Ирландии Морган будет легче исцелиться и что увозить ее опасно. Затем наступило время, когда она жила в доме Катрины и Павла, а ковен совершал один исцеляющий ритуал за другим.
Потом Калэм сделал ей предложение руки и сердца. Морган была не в состоянии думать, однако она заботилась о Калэме и в отчаянии расценила это как новое начало. Через два месяца она ожидала ребенка, что стало для нее светом в конце туннеля.
Стало почти шоком осознать, что она окончательно погрязла в браке с Калэмом, но самое ужасное было то, насколько благодарна она была за исходившее от него ощущение покоя. Она катастрофически боялась остаться одной, страшилась того, что может произойти во сне, а с Калэмом ей казалось, что одиночество ей больше не грозит. Годами она боролась с двумя чувствами: обжигающей вины и робкой благодарности, но шло время, подрастала Мойра — и Морган начала принимать тот факт, что быть вместе с Калэмом — ее судьба. Она никогда не сходила с ума от любви к нему и чувствовала, что каким-то образом он знал об этом. Однако она всегда заботилась о нем как о друге, и с годами ее забота превращалась в настоящую и искреннюю любовь. Она усердно старалась быть хорошей женой и надеялась сделать Калэма счастливым. Она надеялась, что перед смертью он знал, что тоже сделал ее счастливой в успокаивающей жизнерадостной манере.
Кроме того, она нашла призвание в оставшейся части ее жизни. Одаренные учителя, работавшие с ней, увеличили ее естественные способности целительницы, и в то время как Мойра становилась старше и требовала к себе всё меньше внимания, Морган начала путешествовать по всему миру, обучая других и выполняя ритуалы исцеления. Когда она приезжала домой, жизнь была мирной и уверенной. Время отмечалось саббатами и праздниками, сменой сезонов, новолуниями и полнолуниями. Не было пламенных вспышек страсти, которую она испытывала к Хантеру, отчаянного глубочайшего единения душ и тел, сливающихся в одно целое — но взамен было нежное потрескивание огня в камине, утешение и комфорт. И это было прекрасно, замечательно — лучшее, на что она могла надеяться.
До настоящего момента, она никогда не думала о своей жизни по-другому. Она любила своего мужа, обожала свою дочь, наслаждалась своей работой. Она чувствовала себя востребованной в обществе, и у нее появились хорошие друзья. В действительности, последние шестнадцать лет, по крайней мере, не считая смерти Калэма, являлись своего рода достижением Морган. В первый год, узнав о своем наследии, Морган испытала гораздо больше боли, как физической, так и душевной… пережила гораздо более леденящий страх, преодолела намного более высокие взлеты и падения, чем способна была представить, что человек в силах преодолеть. Ее сердце было безжалостно разбито, она убивала врагов, была вынуждена совершать душераздирающие выборы в пользу всеобщего блага перед конкретной жизнью… даже когда эта конкретная жизнь являлась жизнью ее собственного отца. И всё это до того, как ей исполнилось восемнадцать.