— Вам не нравятся яркие цвета? — Он не мог удержаться от вопроса. Джерард не считал себя денди, отнюдь, однако чувствовал себя павлином в своем красном кителе и белых бриджах рядом с женой в ее коричневом платье.
— Они мне не идут. — Кэтрин положила в саквояж плотную шерстяную шаль. Разумеется, серую.
— Я спросил совсем не об этом. — Джерард оценивающе посмотрел на нее. — Я думаю, вам пошел бы красный цвет.
Кэтрин изумленно вскинула голову:
— Красный?
— Да. Возможно, синий. Под цвет ваших глаз.
— У меня есть синее платье. — Она взяла в руки платье такого глубокого оттенка синего, что оно казалось черным.
— Я имел в виду что-то миленькое, — сказал он напрямик.
Какое-то время Кэтрин молча стояла, опустив глаза в саквояж.
— Не стоит пытаться сделать меня милее, чем я есть, капитан. Это бесполезно.
Джерард подошел к ней и приподнял ее подбородок, кристально глядя ей в глаза.
— Вы не такая красавица, как ваша мать, вы это пытаетесь мне сказать? Ну, тогда не стоит утруждать себя. Я и сам прекрасно вижу, как вы выглядите. Если вы предпочитаете коричневый, я не стану срывать с вас одежду вашего любимого цвета. Но лично я считаю, что яркие цвета здорово поднимают настроение. Взять, к примеру, мой мундир. Стоит мне надеть красное, как от меня глаз не отвести. — Он выпятил грудь. Щеки Кэтрин слегка порозовели, и в глазах появился блеск. У нее присутствует чувство юмора. Это хорошо. Он приблизил лицо к ее лицу. — Вы ведь могли бы хотя бы попытаться? Всего одно красное платье, чтобы меня порадовать.
— Может быть, — пробормотала она.
Он усмехнулся:
— Вот и отлично. И меня зовут Джерард.
И тогда он ее поцеловал. Он задумал этот поцелуй как легкий и целомудренный, поскольку им действительно пора было трогаться в путь, но на этот раз она приоткрыла губы сразу, и он просто не мог ее не попробовать. И снова почувствовал эту мимолетную, но яркую вспышку страсти. Нельзя сказать, чтобы Кэтрин ответила на его поцелуй, но она и не была похожа на бесчувственную куклу. Не раздумывая он обнял ее свободной рукой, и она приникла к нему, заставив его проникнуть глубже в нее. Джерард почувствовал напряженность в ее плечах и без задней мысли погладил ее по спине, чтобы немного расслабить. И тогда туго натянутые мышцы обмякли под его пальцами, и Кэтрин словно вся растаяла, прижавшись к нему. Пальцы ее сжали обшлага его рукавов, и она поднялась на цыпочки.
И Джерард, обхватив ладонью ее затылок, овладел ее губами. Если не считать тихих вздохов и учащенного дыхания, Кэтрин не дрогнула перед его натиском. Язык его властвовал в недрах ее рта. Джерард нежно поглаживал ее по скуле подушечкой большого пальца. У нее была чудесная нежная кожа, и впервые ему по-настоящему, с неожиданной остротой захотелось познать ее всю. Видит Бог, Кэтрин возбуждала его любопытство и не только. И она теперь принадлежала ему, и он был волен делать с ней все, что может делать с женой муж, — целовать ее, спать с ней, наслаждаться ее телом.
Джерард поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз. Ресницы Кэтрин вспорхнули, и на мгновение глаза ее стали похожи на летнее небо в сумерках, в них не было ни холода, ни отчужденности.
— Ты всегда выглядишь такой удивленной, когда я тебя целую, — пробормотал он. — Тебе это не нравится?
Кэтрин вздрогнула, словно от боли. Словно он обвинил ее в каком-то ужасном преступлении.
— Я… я не знаю.
Джерард улыбнулся. Не мог удержаться.
— Не печалься, любовь моя. Тебе это понравится. Со временем. — Он повернулся к ней спиной и продолжил собирать ее в дорогу, но в зеркале успел поймать ее отражение. Кэтрин стояла очень тихо, неподвижно и вдруг подняла руку и поднесла к губам, боязливо прикоснувшись к ним. Джерард прищурился. О чем, дьявол ее побери, она думает? Но тут Кэтрин подняла глаза, и взгляды их встретились в зеркале. Рука ее бессильно упала, и она отвернулась.
Джерард бросил на нее заинтригованный взгляд — украдкой, через плечо. Ни один мужчина, у которого есть хоть капля здравого смысла, не станет утверждать, что понимает женщин. Но Кэтрин стала для него совершенно необъяснимой загадкой. Она просила его жениться на ней и при этом не ожидала, что он станет к ней прикасаться. А на его прикосновения откликалась со всей страстью. Но стоило ему выпустить ее из своих объятий, она вела себя словно монашка, оскорбленная его домогательствами.