107 
Некоторые люди приходят к выводу, что наша — человеческого рода — величайшая потребность состоит в том, чтобы иметь объект для ненависти. Десятилетиями высшие классы, средние классы исполняли эту крайне полезную функцию, получая в обмен (в коммунистических странах) смерть, пытки и тюремное заключение, а в более уравновешенных странах, вроде Британии, — всего лишь поношение или неприятные обязанности, как, например, усвоение просторечного жаргона. Но теперь данное мировоззрение поизносилось. Новый враг — мужчины — был еще более удобен, поскольку он охватывал половину населения Земли. Из конца в конец планеты женщины устраивали судилища над мужчинами, и пока Фрэнсис была с «Дефендером», она чувствовала себя одной из присяжных, которые единогласно выносят приговор: «Виновны». В моменты отдохновения женщины с непоколебимым чувством собственной правоты — рассказывали друг другу анекдоты о грубости или тупости мужчин, обменивались сатирическими комментариями, поджимали губы и выгибали брови, а в присутствии мужчин они выискивали свидетельства неправильных суждений, бросались на них, как кошки на воробьев. Никогда земля не знала более самодовольных, самовлюбленных, несамокритичных людей. Но все это была лишь одна определенная стадия в женском движении. Начало нового феминизма в шестидесятых больше всего напоминало девчушку на взрослой вечеринке: ошалевшая от возбуждения, щеки горят, глазенки блестят, вертится в танце и голосит: «А я без трусов, видите мою попу?» От роду три года, и взрослые притворяются, что ничего не видят: вырастет и успокоится. И она выросла и успокоилась. «Кто — я? Никогда я не делала ничего подобного… а, ну да, так я была еще совсем маленькой».
Вскоре благоразумие вступило в свои права, и если и пришлось на первом этапе заплатить цену раздражающего самодовольства, то это небольшая цена за сухой остаток: за серьезное, тщательное исследование, основанное на бесконечном сборе и анализе фактов, цифр, правительственных отчетов, истории — в общем, за работу, которая меняет законы и мнения и восстанавливает справедливость.
Но и эта стадия, как заведено природой вещей, сменится следующей.
Тем временем Фрэнсис пришла к выводу, что работа в «Дефендере» не сильно отличалась от брака с Джонни: ей предлагалось заткнуться и держать свои мысли при себе. Вот почему она предпочитала всю работу делать дома. Ведь держать свое мнение при себе утомительно. Гораздо дольше времени потребовалось Фрэнсис на то, чтобы понять, что многие из журналистов, работающих в «Дефендере», были отпрысками товарищей. Нужно было достичь определенной стадии близости, чтобы этот факт выявился. Те, кто воспитывался в духе «красных» идеалов, предпочитали помалкивать об этом — слишком долго объяснять. Но если и другие сидят в той же лодке? И так было не только в «Дефендере». Поразительно, как часто можно было услышать: «Мои родители были в Партии, знаете ли». Поколение «веривших», теперь дискредитированное, дало жизнь детям, которые отказались от веры родителей, но продолжали восхищаться их преданностью — сначала тайно, а потом и открыто. Вот это была вера! Какая страсть! Какой идеализм! Но как они могли проглотить всю эту ложь? Что касается их, отпрысков, то они обладают свободными и пытливыми умами, не зараженными пропагандой.
Но факт оставался фактом: атмосфера в «Дефендере» и в других либеральных печатных органах была еще той, «партийной». И первым, самым очевидным доказательством этого является враждебность к несогласным. Левые или либеральные дети называют своих родителей фанатиками, но не осознают, что полностью унаследовали их склад ума. «Тот, кто не с нами, тот против нас». Привычка поляризации: «Раз ты думаешь не так, как мы, значит, ты фашист».
И, подобно Партии в былые дни, имелась в обществе когорта обожаемых людей, героев и героинь — конечно, не коммунистов, но товарищ Джонни был выдающимся деятелем, величественным старцем, одним из «старой гвардии» и виделся многим как памятник самому себе, вечно стоящий на трибуне и потрясающий кулаком на реакционные небеса. Советский Союз по-прежнему притягивал если не умы, то сердца. Да, да, ошибки были, и эти ошибки признали, но все равно эту великую силу защищали — по привычке, укоренившейся слишком глубоко.
В редакции газеты были люди, о которых шептались: должно быть, они шпионы ЦРУ. То, что шпионы ЦРУ повсюду, не вызывало сомнений; тогда почему не здесь тоже? Но никто не говорил, что в этот пирог запустил свои советские пальцы и КГБ, манипулируя и воздействуя, хотя такова была правда, не признаваемая двадцать лет подряд. Главным врагом были Соединенные Штаты — то было неписаное положение и зачастую об этом громко заявляли. Америка — фашистское милитаристское государство, и недостаток свободы и истинной демократии в ней подвергался постоянным нападкам в статьях и речах тех людей, которые ездили туда в отпуск, посылали детей в американские университеты и предпринимали поездки через «пруд», чтобы принять участие в демонстрациях, забастовках, маршах и митингах.
107 
