Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
143 
Эти мысли, отражающиеся на лице Эндрю, несмотря на все его улыбки и светскую общительность, настраивали трех его собеседников против него. Трио, в котором два человека были ему в высшей степени неприятны, объединялось критикой в его адрес.
Эмоции отца Макгвайра дали о себе знать таким образом:
— Этот ваш белый костюм, да как вам вообще в голову пришло надевать его, когда ехали к нам, в наши пыльные края?
Эндрю и сам понимал, что сглупил. У него имелось около дюжины белых и кремовых прохладных льняных костюмов, в которых он курсировал по Африке, сохраняя свежесть. Но сегодня костюм весь покрылся рыжей пылью, и Эндрю поймал критичный взгляд Сильвии: она изучала его и воспринимала костюм как симптом.
— Это и к лучшему, что ты не видел больницу, какой она была в то время, когда я только приехала сюда, — сказала Сильвия.
— Она права, — подтвердил священник. — Если вы шокированы тем, что видите сейчас, то что бы вы сказали тогда?
— Я не говорил, что шокирован.
— Думаю, мы научились различать определенные выражения на лицах наших гостей, — заметил отец Макгвайр, — но если вы хотите понять нашу больницу, то спросите людей в деревне, что они о ней думают.
— Мы думаем, что доктор Сильвия послана нам с небес, — заявила Ребекка.
Это заставило Эндрю замолчать. Они продолжали сидеть за столом, пили слабый кофе, за что священник извинился — приличный кофе не найти, все, что импортируется, страшно дорого, не хватает самого основного, и все из-за некомпетентности, дело только в… Он разошелся, повторяя набор привычных жалоб, но потом спохватился, вздохнул и сказал:
— Да простит меня Господь. Что это я, жалуюсь на такие мелочи, как плохой кофе.
А что касается истории больницы, то Эндрю видел, что ее не расскажут ему, и знал, что сам в этом виноват. Он хотел уехать, но еще ранее был запланирован визит в школу. Им придется выйти в слепящее жаркое сияние, видимое за окнами. Отец Макгвайр сказал, что пойдет соснет минуток сорок, и ушел к себе. Сильвия и Эндрю остались сидеть, оба хотели спать, но боролись с собой. Потом вошла Ребекка, чтобы забрать грязную посуду.
— Вы привезли книги? — задала она прямой вопрос Эндрю.
По тому, как Сильвия опустила глаза и не поднимала их, гость догадался, что она тоже хотела спросить его об этом, но боялась. Когда Эндрю позвонил, сообщив о скором приезде, она послала ему список книг, которые просила привезти. Он начисто забыл о книгах, хотя Сильвия приписала: «Пожалуйста, Эндрю. Пожалуйста». Он сказал Ребекке:
— Я забыл. Простите.
Ее лицо застыло: нет! — потом негритянка разрыдалась и выбежала из комнаты, оставив поднос. Сильвия сама собрала тарелки и чашки, по-прежнему не глядя на Эндрю.
— Для нас это так много значит, — сказала она. — Я знаю, тебе не понять.
— Я пришлю тебе книги.
— Скорее всего, их украдут по дороге. Не важно, забудь.
— Нет, больше я не забуду.
Теперь Эндрю вспомнил, что когда был в ее комнате, то видел на стене полки, а над ними листок с надписью «Библиотека».
— Подожди, — сказал он и пошел в ее спальню, Сильвия последовала за ним.
На полках стояло всего две книги — словарь и «Джен Эйр», обе рассыпающиеся на части. Рядом был прикреплен еще листок: «Библиотечные книги. Выдано. Получено». И ниже столбиком с датами и именами: «Путь паломника», «Властелин колец», «Христос остановился в Эболи», «Гроздья гнева», «Плачь, любимая страна», «Мэр Кэстербриджа», Библия, «Идиот», «Маленькие женщины», «Повелитель мух», «Скотный двор», «Святая Тереза Авильская». Это были книги, которые Сильвия привезла с собой, дополненные книгами приезжавших гостей — книгами, вымоленными и подаренными этим полкам.
— Забавное собрание, — промолвил Эндрю. Он был пристыжен и тронут до слез.
— Видишь ли, — сказала Сильвия, — нам нужны книги. Они любят читать, а книг здесь не достать. А те, что есть, совсем зачитаны.
— Я пришлю тебе то, что ты просила, обязательно, — пообещал Эндрю.
Сильвия не отвечала. Она не отвечала в той новой своей манере, которую приобрела здесь. Эндрю даже подозревал, что она молится про себя о терпении.
— Понимаешь, — все же попыталась она объяснить ему, — тебе невозможно понять, что значит книга. Если бы ты видел, как в хижине при свече читает кто-то, едва грамотный… как старается… — Голос Сильвии задрожал.
— О Сильвия, прости меня.
143 
