ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  94  

— Нет, я не буду садиться, забежал только поздравить тебя, Колин. Как тебе известно, я неисправимый честолюбец, и если ты собираешься стать великим писателем, то мне необходимо быть с тобой на дружеской ноге. — Он поцеловал Фрэнсис, потом Эндрю (который был насмешлив), потряс руку Колину, склонился над рукой Юлии и отвесил пышный поклон Вильгельму. — До вечера, дорогая, — сказал он Софи и потом: — Через двадцать минут я должен быть на сцене.

Все услышали, как за окном взревел автомобиль и умчался вдаль.

Софи и Колин сели рядом. Они целовались, обнимались, терлись щеками, и, глядя на них, нельзя было не помечтать о том, как Софи наконец оставит Роланда, который сделал ее такой несчастной, и тогда они с Колином могли бы…

Были провозглашены тосты, подана еда. Ужин был в самом разгаре, когда вошла Сильвия. Как всегда, она была едва жива от усталости — вот-вот упадет, и все понимали, что скоро ее нужно отпустить спать. Она привела с собой молодого коллегу, которого представила как еще одну жертву системы. Оба сели, приняли стаканы с вином, позволили, чтобы им на тарелку положили еды, но было заметно, что глаза у них закрывались.

Фрэнсис сказала:

— Шли бы вы спать. — И они поднялись как привидения и побрели наверх.

— Очень странная система, — раздался резкий голос Юлии, в котором в те дни все сильнее звучали грусть и недовольство. — Разве можно доводить молодых людей до такого состояния?

Джил пришла поздно с обилием извинений. Она теперь стала полной женщиной с ореолом желтых кудряшек на голове и одевалась с намерением произвести впечатление компетентного и публичного человека — причины этого прояснились, когда она сказала, что на следующий год собирается выставить свою кандидатуру на муниципальных выборах. Джил была многословна, все повторяла, как замечательно снова оказаться в этой кухне (жила она в четверти мили от Ленноксов). Никто не спрашивал, но тем не менее она рассказала о том, что Роуз работает журналисткой и «очень активна политически».

Юлия поинтересовалась:

— Могу я узнать, какая тема является для нее основной?

Не понимая вопроса, поскольку тема могла быть только одна — Революция, Джил сказала, что Роуз занимается «всем».

Ужин проходил под оживленную беседу. Уже к десерту появился Джонни — еще более суровый и неулыбчивый. Он был одет в камуфляжную военную куртку с плотной черной водолазкой и черные джинсы; седые волосы подстрижены коротким «бобриком». Джонни протянул (как выстрелил) руку Колину, кивнул, сказал:

— Поздравляю. — И своей матери: — Мутти, надеюсь, здорова?

— Здорова, — ответила Юлия.

Джонни — Вильгельму:

— А, и вы здесь? Прекрасно.

Он кивнул Фрэнсис. Эндрю он сказал:

— Рад был узнать, что ты взялся за международное право. Это может оказаться весьма полезным.

Он узнал Софи и кивнул ей, а Джил, с которой был хорошо знаком, поприветствовал товарищеским салютом.

Он сел за стол, и Фрэнсис наполнила его тарелку. Вильгельм налил ему вина, и товарищ Джонни поднял свой бокал за рабочих всего мира и затем продолжил речью, которую только что произнес на митинге. Сначала, однако, он передал извинения от Джеффри, Джеймса и Дэниела, которые уверены, что все поймут: интересы революционной борьбы превыше всего. Американский империализм… военно-промышленный комплекс… лакейская роль Британии… война во Вьетнаме…

Тут его перебила Юлия, которая переживала из-за вьетнамской войны:

— Джонни, нельзя ли поподробнее об этом… Какие-нибудь детали… Мне бы очень хотелось понять: ради чего вообще ведется война?

— Ради чего? Разумеется, ты и сама прекрасно знаешь, Мутти. Ради прибыли. — И он продолжал ораторствовать, делая паузы лишь для того, чтобы забросить одну-две ложки в рот.

Конец лекции положил Колин:

— Подожди с этим. Остановись хоть на минуту. Ты читал мою книгу? Ты ничего не сказал.

Джонни отложил нож и вилку и сурово взглянул на сына.

— Да, читал.

— Ну, так что ты думаешь о ней?

Прямолинейность вопроса напугала Фрэнсис, и Эндрю, и Юлию. Им казалось, что Колин решил ткнуть палкой в относительно мирно настроенного льва. И то, чего они опасались, произошло. Джонни сказал:

— Колин, если ты действительно желаешь услышать мое мнение, я выскажу его, но прежде всего вот моя принципиальная позиция: меня не интересуют побочные продукты догнивающей системы, а твой роман — не что иное, как такой продукт. Это субъективная, сугубо личная книга, в которой не сделано даже попытки выстроить события в политической перспективе. Все подобные произведения, так называемая литература — мусор капитализма, и все писатели вроде тебя — буржуазные лакеи.

  94