— Ты ездил домой? — спросила Фрэнсис. — В университет ты, как я понимаю, не поступал.
— Я поступил в университет жизни, — ответил Франклин.
Джонни сказал:
— Фрэнсис, у чернокожих политических лидеров не спрашивают, чем они занимаются. Даже ты должна понимать это.
— Да, — согласился товарищ Мэтью, — сейчас такое время, что подобные вопросы лучше не задавать. — Потом он сказал: — Товарищ Джонни, не забывайте, через час я выступаю на митинге.
Товарищи Джонни, Франклин и Mo принялись за еду, глотая торопливо куски, но товарищ Мэтью отодвинул тарелку: он ел только, чтобы не умереть с голоду, пища не привлекала его.
Джонни сказал:
— Пока мы не ушли, хочу передать послание от Джеффри. Он был со мной в Париже, на баррикадах. Вам всем от него привет.
— Боже праведный, — хмыкнул Колин, — наш малыш Джеффри с его чистеньким личиком — на баррикадах!
— Он очень серьезный, стоящий товарищ, — поджал губы Джонни. — Джеффри снимает у меня угол.
— Так говорили в старинных русских романах, — сказал Эндрю. — Снимать угол — разве это по-английски?
— И он, и Дэниел. Они часто ночуют у меня. Я держу для них пару спальников. Ну что ж, нам пора, и я хочу все-таки спросить: что это затеяла Филлида?
— И что же такое она затеяла? — поинтересовалась ее дочь с такой неприязнью, что всем стала видна та, другая Сильвия. Всеобщий шок. Франклин от нервозности засмеялся. Джонни нашел в себе силы противостоять ей:
— Твоя мать занимается предсказанием судьбы. Она рекламирует свой бизнес в газетах и указывает этот адрес.
Эндрю расхохотался. Колин тоже. А потом и Фрэнсис.
— Что тут смешного? — остановил их холодный голос Сильвии.
Товарищ Mo счел, что беседа выходит за рамки светской, и попытался исправить ситуацию:
— Я как-нибудь загляну к ней, чтобы она предсказала мне будущее.
Франклин сказал:
— Если у Филлиды действительно есть дар, то, должно быть, предки хорошо к ней относятся. Моя бабушка была мудрой женщиной. Вы здесь называете таких ведьмами. Она была н'ганга.
— Шаманом, — просветил всех Джонни.
Товарищ Мэтью кивнул:
— Согласен с товарищем Джонни. Предрассудки подобного рода реакционны и должны быть запрещены. — Он встал, чтобы уйти.
— Если Филлида зарабатывает этим деньги, то я буду только рада, уж не обессудь, Джонни, — сказала Фрэнсис.
Джонни тоже встал из-за стола.
— Пойдемте, товарищи, — призвал он своих спутников. — Нам пора.
Но перед уходом он на секунду задержался и, желая, чтобы последнее слово осталось за ним, распорядился:
— Скажи Юлии, чтобы она поговорила с Филлидой и запретила ей заниматься этой ерундой.
Но Фрэнсис не рассердилась, ей было жаль Джонни. Он выглядел постаревшим — ну да, и ему, и ей уже почти по полвека. Военного кроя френч сидел на Джонни слишком свободно. По его поникшему виду Фрэнсис догадывалась, что в Париже для него не все сложилось удачно. «Для него все кончено, — подумала она. — И для меня тоже».
Как же она ошибалась насчет них обоих.
Совсем близко уже были семидесятые, которые породили целую расу клонов Че Гевары с одного конца мира (некоммунистического) до другого и превратили университеты, особенно лондонские, в почти непрерывное торжество Революции с демонстрациями, бунтами, сидячими забастовками, всевозможного рода сражениями. Повсюду, куда ни глянь, были новые герои, а Джонни стал величественным стариком, и тот факт, что он на протяжении всей своей карьеры оставался сталинистом, придавал ему особый шик среди тех молодых, которые почти верили в то, что если бы Троцкий выиграл у Сталина борьбу за власть, то коммунизм сохранил бы лицо. И был у него еще один недостаток, из-за которого его антураж состоял исключительно из юношей, а не из обожающих его девушек: его стиль не соответствовал духу времени. Вот как надо было вести себя: товарищ Томми, или Билли, или Джимми призывает девицу небрежным движением пальца и заявляет ей: «Ты — буржуазное отродье». Откуда следовало: оставь все, что имеешь, и иди со мной (а точнее: отдай все, что имеешь, мне). И так по сей день. Неотразимо. И есть кое-что похуже. Если раньше добродетелью считалась чистота, то теперь грязь и запах ценятся наравне с партийным билетом. Чего от Джонни нельзя было ждать, так это дурно пахнущих объятий, ведь воспитан он был Юлией, а точнее — ее слугами. Лексикон — да, тут он мог шагать в ногу со временем. «Дерьмо» и «трахаться», «продажные» и «фашист» — добрая часть любой политической речи должна была состоять из этих слов.