Мы остаемся здесь, в коконе нашей спальни, еще долго после того, как солнце зашло, автомобили разъехались и дом снова опустел.
На следующий вечер мы все сидим в гостиной и смотрим телевизор. Мой ноутбук открыт, я пишу пост для Lonewolf.org о происшествии в Цинциннати. Брит приносит пиво и прижимается ко мне бочком. Это в первый раз, когда она сама захотела прикоснуться ко мне с… Даже не помню, с какого времени.
— Над чем работаешь? — спрашивает она, вытягивая шею, чтобы увидеть написанное на экране.
— Белого парня в школе избили двое ниггеров, — говорю я. — Они сломали ему спину, но их не посадили. Можно не сомневаться, если бы случилось наоборот, белые парни уже давно бы парились за решеткой.
Фрэнсис направляет пульт на телевизор и ворчит:
— Это потому, что в Цинциннати девяносто девять процентов говно-школ. — И добавляет: — В администрации сплошь черные. Чего мы на самом деле хотим для наших детей?
— Неплохо, — говорю я, записывая его слова. — Я этим закончу.
Фрэнсис переключает кабельные каналы.
— Почему есть Черное Развлекательное телевидение, но нет Белого Развлекательного телевидения? — спрашивает он. — И люди еще говорят, что нет обратного расизма. — Он выключает телевизор и встает. — Я иду спать.
Он целует Брит в лоб и отправляется на ночь в свою половину дуплекса. Я ожидал, что Брит тоже пойдет наверх, но она остается.
— Тебя это не убивает? — спрашивает Брит. — Ожидание?
Я поднимаю глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто больше ничто не происходит сразу. Ты не знаешь, кто читает твои посты. — Она сидит, поджав под себя ноги, и поворачивается ко мне лицом. — Раньше все было намного проще и яснее. Я узнавала своих, глядя на шнурки ребят, с которыми встречался отец. Люди из «Власти белых» и неонацисты носили красные или белые шнурки. Шарпы[33] носили синие или зеленые.
Я ухмыляюсь:
— Даже трудно себе представить, что твой отец встречался с шарпами.
Скинхеды против расовых предрассудков — самые большие предатели среди расистов. Они нападают на тех из нас, кто сражается за избавление от низших рас. Они думают, что они, б***, Бэтмены, каждый из них.
— Я не говорю, что это была… дружеская встреча, — отвечает Брит. — Но он и правда иногда с ними встречался. Разное приходилось делать, даже самое невероятное, потому что он видел общую картину. — Она смотрит на меня. — Помнишь дядю Ричарда?
Я с ним не знаком, а Брит его знала. Ричард Батлер возглавлял Арийские нации. Он умер, когда ей было лет семнадцать.
— Дядя Ричард дружил с Луи Фарраханом.
Лидером Исламской нации? Для меня это новость.
— Но… он же…
— Черный? Да. Но он ненавидит евреев и федеральное правительство не меньше, чем мы. Папа всегда говорит: враг моего врага — мой друг. — Брит пожимает плечами. — Об этом не говорилось вслух, но все понимали: после того, как мы вместе победим систему, мы начнем воевать друг с другом.
И мы бы победили, в этом я не сомневаюсь.
Она внимательно смотрит на меня.
— Чего мы на самом деле хотим для наших детей? — говорит Брит, повторяя слова Фрэнсиса. — Я знаю, чего я хочу для своего ребенка. Я хочу, чтобы его запомнили.
— Детка, ты же знаешь, мы не забудем его.
— Не мы, — говорит Брит, и ее голос неожиданно становится твердым. — Все.
Я смотрю на нее. Я знаю, что она хочет этим сказать: ведение блога в интернете, конечно, может подточить фундамент, но куда более драматично — и быстрее! — взорвать само здание.
В какой-то степени я опоздал со вступлением в движение скинхедов, расцвет которого закончился за десять лет до моего рождения. Я представлял себе мир, в котором люди, завидев меня, бросались бы наутек. Я думал о том, что последние два года мы с Фрэнсисом пытались убедить наши команды, что анонимность коварнее, чем неприкрытые угрозы, и внушает еще больше ужаса.
— Твой отец не согласится с этим, — говорю я.
Брит наклоняется и целует меня. Нежно. И отстраняется. А меня охватывает желание продолжить. Боже, как я скучал по этому! Как я скучал по ней!
— То, чего мой отец не знает, не может ему навредить, — отвечает она.
Рэйн ужасно обрадовался, когда я ему позвонил. В последний раз мы встречались два года назад, и на мою свадьбу он приехать не смог, потому что его жена тогда как раз родила второго. Когда я говорю, что буду в Братлборо до вечера, он приглашает меня на обед к себе домой. Он переехал, поэтому я записываю адрес на салфетке.