Особенно,... 
145 
Корин я не видела несколько месяцев. Она выглядит постаревшей, под глазами круги. Интересно, что с ней случилось? У нее все тот же парень? Болеет? Какой кризис произошел в ее жизни за это время? Помню, когда мы покупали салаты в столовой и ели их в комнате для отдыха, она отдавала мне помидоры, а я ей — оливки.
Если последние несколько месяцев и научили меня чему-то, так это тому, что дружба — дымовая завеса. Люди, которые кажутся тебе надежными, на поверку оказываются игрой света; а потом ты понимаешь, что есть и другие, которых ты воспринимала как должное, твой фундамент. Год назад я бы сказала, что мы с Корин близки, но оказалось, что это соседство, а не единство. Мы поддерживали отношения, покупали друг другу подарки на Рождество и ходили есть тапас вечером по четвергам не потому, что у нас было много общего, а потому, что мы работали вместе так долго, что проще было продолжать привычные разговоры, чем расходиться и учить своему языку кого-то другого.
Одетт просит Корин назвать свое имя и адрес. Затем спрашивает:
— Вы работаете?
Корин со свидетельской трибуны смотрит мне в глаза, потом ее взгляд ускользает.
— Да. В больнице Мерси-Вест-Хейвен.
— Вы знаете обвиняемую по этому делу?
— Да, — признает Корин. — Знаю.
Но она не знает, не знает по-настоящему. Она никогда не пыталась этого сделать.
Справедливости ради надо сказать, что и я сама толком не знала, кто я такая.
— Как давно вы знакомы? — спрашивает Одетт.
— Семь лет. Мы вместе работали медсестрами в родильном отделении.
— Понятно, — говорит обвинитель. — Вы обе работали второго октября 2015 года?
— Да. Наша смена началась в семь утра.
— Вы в то утро занимались Дэвисом Бауэром?
— Да, — говорит Корин. — Но передала его Рут.
— Почему?
— Наша руководитель, Мэри Мэлоун, попросила.
Одетт громко требует принести копию медицинской карточки.
— Я хочу обратить ваше внимание на эти бумаги. Можете ли вы объяснить присяжным, что это?
— Это собрание медицинских записей, — объясняет Корин. — Дэвис Бауэр был пациентом, поэтому на него завели карточку.
— В самом начале карточки есть записка?
— Да, — говорит Корин и читает ее вслух: — «Афроамериканским сотрудникам с этим пациентом не работать».
Каждое слово — пуля.
— В результате ребенок был переведен от ответчицы к вам, верно?
— Да.
— Вы наблюдали реакцию Рут на эту записку? — спрашивает Одетт.
— Да. Она рассердилась и расстроилась. Она сказала, что Мэри отстранила ее, потому что она Черная, а я сказала, что на Мэри это не похоже. Ну, что дело вовсе не в этом. Она не захотела меня слушать. Сказала: «Подумаешь, одним ребенком больше, одним меньше. Мне все равно». А потом она умчалась.
Умчалась? Я спустилась по лестнице вместо лифта. Удивительно, как события могут менять форму и содержание — точно воск, пролежавший на солнце слишком долго.
Нет такого понятия, как факт. Есть лишь то, как ты воспринимал факт в определенное время. Как ты пересказываешь факт. Как твой разум обрабатывает факт. Невозможно исключить рассказчика из рассказа.
— Дэвис Бауэр был здоровым ребенком? — продолжает обвинитель.
— Так казалось, — признает Корин. — Он слабо ел, но это не сочли чем-то особенно важным. Многие дети поначалу медлительны.
— Вы были на работе в пятницу третьего октября?
— Да, — говорит Корин.
— А Рут?
— Нет. Ей тогда вообще не нужно было приходить, но у нас не хватало рук, и ее позвали поработать еще одну смену… с семи вечера до субботы.
— Значит, всю пятницу вы были медсестрой Дэвиса?
— Да.
— Вы выполняли какие-либо процедуры с ребенком?
Корин кивает.
— Примерно в половине третьего я взяла кровь из пятки. Это стандартный анализ, он делался не потому, что ребенок больной, всем новорожденным его делают… Кровь отправляют в лабораторию на проверку.
— В тот день у вас возникли какие-либо сомнения относительно вашего пациента?
— У него по-прежнему были трудности с сосанием, но, опять же, это обычное дело для новорожденных и матерей, рожающих в первый раз. — Она улыбается присяжным. — Слепой ведет слепого, и все такое.
— Разговаривали ли вы о Дэвисе Бауэре с обвиняемой, когда она вышла на смену?
— Нет. Она его полностью игнорировала.
Странное ощущение — сидеть здесь, на виду у всех, и слушать, как эти люди обсуждают твое поведение, словно тебя нет рядом.
145 
