Я оставляю Говарда со своей подзащитной в комнате для совещаний. Появился отличный шанс покончить с этим делом. Я подала ходатайство о постановлении оправдательного приговора и, едва попав в кабинет судьи, понимаю, что Одетт уже знает, что проиграла.
— Ваша честь, — начинаю я, — мы знаем, что этот ребенок умер, и это настоящая трагедия, но у нас нет ни единого доказательства злого умысла или неосторожного поведения со стороны Рут Джефферсон. Обвинение в убийстве, сделанное государством, не подтверждается и, с точки зрения закона, должно быть снято.
Судья обращается к Одетт:
— Где доказательства преднамеренности? Злого умысла?
Она увиливает от ответа:
— Я считаю публичный призыв к стерилизации ребенка серьезным показателем.
— Ваша честь, это был горький ответ женщины, которая подверглась дискриминации, — возражаю я. — Ему придали слишком большое значение в свете последующих событий. И все равно он не указывает на то, что замышлялось убийство.
— Должен согласиться с госпожой Маккуорри, — говорит судья Тандер. — Злость — да, убийство — с точки зрения закона — нет. Если бы адвокатов привлекали к ответственности за комментарии, которые вы отпускаете в адрес судей, когда процесс заканчивается не в вашу пользу, вас всех можно было бы обвинить в убийстве. Пункт первый отклонен. Госпожа Маккуорри, ваше ходатайство о постановлении оправдательного приговора за убийство принято.
Идя по коридору в сторону комнаты для совещаний, чтобы рассказать своей клиентке отличные новости, я оборачиваюсь, проверяя, нет ли кого за мной, и дальше бегу вприпрыжку. Не каждый же день течение в судебном разбирательстве об убийстве поворачивается в твою сторону. И уж точно не каждый день это случается на твоем первом разбирательстве об убийстве. Я представляю себе, как Гарри вызовет меня в свой кабинет и со свойственной ему грубоватой простотой скажет, что я его удивила. Я воображаю, как он разрешит мне отныне заниматься серьезными делами, а мои нынешние обязанности перебросит на Говарда.
Сияя, я вхожу в комнату для совещаний. Говард и Рут поворачиваются ко мне с надеждой в глазах.
— Он отбросил обвинение в убийстве, — говорю я, улыбаясь во весь рот.
— Да-а-а! — Говард машет кулаком в воздухе.
Рут более осторожна.
— Я понимаю, что это хорошая новость… Но насколько хорошая?
— Превосходная, — говорю я. — Убийство, совершенное по неосторожности, — это юридически совсем другой коленкор. В худшем случае — обвинительный приговор — тюремный срок минимальный, но, честно скажу, у нас такие сильные медицинские доказательства, что я буду очень удивлена, если присяжные вас не оправдают…
Рут бросается мне на шею.
— Спасибо!
— Подумайте только, — говорю я, — уже к концу недели все это может закончиться. Завтра на суде я скажу, что защита закончила представление доказательств, и если жюри вернутся с решением так быстро, как я думаю…
— Погодите, — прерывает меня Рут, — что?
Я отступаю на шаг.
— Мы создали обоснованное сомнение. Это все, что нам нужно, чтобы выиграть.
— Но я не давала показаний, — говорит Рут.
— Я не думаю, что вам стоит идти на эту трибуну. Сейчас дела идут очень хорошо для нас. Если последнее, что запомнили присяжные, — это попытка психа Терка Бауэра напасть на меня, то, считайте, они вас уже поддерживают.
Она стоит очень-очень прямо.
— Вы обещали…
— Я обещала, что сделаю все возможное, чтобы оправдать вас, и сделала.
Рут качает головой:
— Вы обещали, что я смогу выступить.
— Но вся прелесть в том, что вам и не нужно выступать, — указываю я. — Жюри вынесет оправдательный приговор, и вы сможете вернуться на работу. Вам придется делать вид, что ничего этого не было.
Голос у Рут мягкий, но уверенный.
— Вы думаете, я смогу притворяться, что ничего этого не было? — спрашивает она. — Я вижу это каждый день, везде, куда ни пойду. Вы думаете, я могу просто явиться туда и продолжить работать? Думаете, я когда-нибудь перестану быть черной медсестрой, от которой были неприятности?
— Рут, — говорю я недоверчиво, — я на девяносто девять процентов уверена, что присяжные посчитают вас невиновной. Чего еще вы хотите?
Она наклоняет голову:
— Вы до сих пор не понимаете?
Я знаю, что она имеет в виду.
А именно, все то, о чем я отказалась говорить в суде: каково это — знать, что ты являешься мишенью из-за цвета своей кожи. Самоотверженно трудиться, быть безупречным работником и, несмотря на это, стать жертвой предрассудков.