— Приберегите это для своего адвоката, заключенная.
Она еще раз фотографирует меня и заново снимает отпечатки пальцев. После чего заполняет анкету, в которой нужно указать всю информацию обо мне, от имени и адреса до моего ВИЧ-статуса и истории злоупотребления наркотическими веществами. Затем она ведет меня в комнатку чуть большую, чем кладовка, в которой из мебели один стул.
— Раздевайтесь, — объявляет она. — Одежду складывайте на стул.
Я ошалело смотрю на нее.
— Раздевайтесь! — повторяет она.
Она складывает руки на груди и прислоняется к двери. Если первое, что ты теряешь в тюрьме, это право иметь личное пространство, то второе — это достоинство. Я поворачиваюсь к ней спиной и стягиваю через голову ночную рубашку. Складываю ее и аккуратно кладу на стул. Снимаю трусы и тоже их складываю. Тапки ставлю сверху на стопку.
Как медсестра, ты со временем узнаешь, что делать, чтобы пациентка чувствовала себя комфортно в минуты, которые могли бы показаться унизительными: как прикрыть раздвинутые ноги роженицы, как натянуть больничную сорочку на голый зад. Когда рожающая мать испражняется из-за давления головы ребенка, ты быстро все убираешь и говоришь, что так бывает со всеми. Ты участвуешь в каждом унизительном действии и делаешь все, чтобы оно не казалось таковым. Дрожащая, голая, я думаю о том, что работа этой охранницы является прямой противоположностью моей. Если она хочет одного: заставить меня испытать стыд.
Я решаю, что не доставлю ей этого удовольствия.
— Откройте рот, — говорит она, и я высовываю язык, как на приеме у врача.
— Наклонитесь вперед и покажите, что у вас за ушами.
Я делаю, что велят, хотя не могу себе представить, что можно прятать за ушами. Мне приказывают пошевелить волосы, растопырить пальцы ног и показать ступни.
— Присядьте, — говорит охранница, — и покашляйте три раза.
Я представляю себе, что женщина может пронести в тюрьму, учитывая удивительную эластичность женского тела. Я вспоминаю, как во время учебы мне приходилось практиковаться, чтобы научиться определять степень раскрытия шейки матки. Один сантиметр открытия — размер ногтя. Два с половиной сантиметра — если второй и третий пальцы протискиваются в отверстие размером с горлышко бутылочки жидкости для снятия лака. Четыре сантиметра раскрытия — те же самые пальцы, расставленные в горлышке сорокаунцевой бутылки соуса для барбекю «Свит Бэби Рэй». Пять сантиметров — горлышко пятидесятиунцевой бутылки кетчупа «Хайнц». Семь сантиметров — пластиковая баночка сыра «Крафт Пармезан».
— Разведите руками ягодицы.
Несколько раз я помогала рожать женщинам, пережившим сексуальное насилие. Вполне логично, что во время родов могут проснуться воспоминания о пережитом. Тело во время родов испытывает стресс, и у жертвы изнасилования это может запустить рефлекс выживания, который физиологически замедляет, а то и вовсе останавливает этот процесс. В таких случаях еще более важно, чтобы помещение, в котором проходят роды, было безопасным местом. Чтобы женщина была услышанной. Чтобы она понимала, что тоже имеет право контролировать то, что с нею происходит.
Здесь я мало что могу контролировать, но я имею право не чувствовать себя жертвой. Весь этот осмотр нужен для того, чтобы унизить меня, чтобы я почувствовала себя животным. Чтобы мне стало стыдно за наготу.
Но я двадцать лет своей жизни видела, как прекрасны женщины, — не из-за внешности, а из-за того, что способны выдержать их тела.
Поэтому я встаю и поворачиваюсь лицом к офицеру, заставляя ее отвести взгляд от моей гладкой коричневой кожи, от темных круглых сосков, от выпуклого живота, от густого кустика волос между ног. Она протягивает мне оранжевый тюремный костюм, предназначенный специально для подавления воли, и табличку с моим номером заключенного, который должен превратить меня из человека в часть группы. Я продолжаю смотреть на нее, пока она не встречает мой взгляд.
— Меня зовут Рут, — говорю я.
Пятый класс, завтрак. Уткнувшись носом в книгу, я читаю вслух занимательные факты.
— Были близнецы, которые родились с разницей в восемьдесят семь дней.
Рейчел сидит напротив меня, ест кукурузные хлопья.
— Значит, они не были близнецами, дура.
— Мама! — кричу я автоматически. — Рейчел назвала меня дурой. — И переворачиваю страницу. — Сигурда Могучего убил мертвый человек, которому он отрубил голову. Сигурд привязал его голову к своему седлу, та поцарапала зубами его ногу, внесла в рану инфекцию, и он умер.