113 
Мне очень жаль, но я не в силах продолжать наши дискуссии. Рубиновую подвеску я принять не могу, что же касается второго подарка, я сохраню его навеки.
С глубочайшим почтением,
Через час несчастный посланник отправился к своему господину с рубином и письмом Катерины. Борджа придет в ярость, но не станет убивать женщину, если верить словам жителей Рима. Ночью я лежала в постели, несказанно радуясь тому, что больше не будет никаких тайных свиданий с испанским кардиналом.
Но мое счастье оказалось недолгим.
На следующее утро я проснулась до рассвета, потому что Катерину рвало над тазом, оставленным на ночном столике специально для этой цели. Я разбудила горничную, спавшую в комнате через коридор, и отправила ее за хлебом с солью. Катерину тошнило добрых полчаса, и под конец она совсем измучилась. Я умыла ей лицо и руки, помогла натянуть чистую ночную рубашку и усадила на кровать, где она и застыла, с опаской поднеся ко рту подсоленный хлеб.
Взошло солнце, наступило очередное ослепительно яркое, влажное утро, за которые Джироламо и ненавидел лето в Риме, предпочитая до сих пор путешествовать по умеренно теплой Романье. Примерно через час один из стражников, стоявших перед дверью Катерины, постучал и сообщил, что прибыл кардинал Борджа, который настаивает на аудиенции.
— Отошлите его прочь, — простонала Катерина. — Я нездорова. Скажите, что я буду ждать от него письма, но лично принять не могу. Если он не уйдет, пусть его проводят к выходу мои телохранители. Если потребуется, они могут применить силу.
От этой короткой речи ей снова стало дурно, и я положила ей на лоб прохладное полотенце.
Слуга сказал:
— Слушаюсь, ваше сиятельство.
Не успел он уйти, как из коридора донесся шум. Слуга пререкался с кем-то, затем послышались звуки борьбы.
Дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник Родриго Борджа. Правой рукой он с легкостью удерживал за шиворот невысокого худощавого стражника. Тот тщетно рвался из хватки кардинала, пока Борджа сверлил взглядом Катерину. Он старался скрыть свой гнев за сурово-сосредоточенным выражением лица, однако было заметно, как напряглись мышцы под сощуренными глазами.
— Прошу прощения за грубость, — сказал он Катерине. — Однако мне пришлось настоять на своем.
— Прекрати, — велела Катерине слуге, и тот перестал размахивать кулаками, после чего Борджа выпустил его.
— Можешь идти, — сказала Катерина раскрасневшемуся стражнику. — Но помни, что я велела.
Слуга поклонился и убежал.
Борджа вошел в спальню, кивнул в мою сторону и заявил:
— Она тоже должна уйти.
Но Катерина решительно возразила:
— Дея останется! Вы не имеете права врываться в спальню женщины и требовать разговора наедине. К тому же я уже сказала, что нездорова.
Борджа секунду возвышался над Катериной, затем уперся обеими руками в матрас, наклонился и приблизил к ней лицо. Я стояла рядом с госпожой и придерживала ее за плечи.
— Вы решили одурачить меня, мадонна, — сипло прошептал кардинал. — Гадкая обманщица! А я-то поверил, что небезразличен вам.
Катерина глядела на него угрюмо, однако ее ответ прозвучал неожиданно мягко:
— Вы в самом деле небезразличны мне, Родриго. Я восхищаюсь вашими талантами и амбициями. Мне казалось, вы понимаете, что имеете дело с человеком, похожим на вас.
Он распрямился, шагнул назад и заявил:
— Не льстите себе, моя дорогая. Да и как еще я должен отвечать на возмутительную ложь?
— Какую?.. — В голосе Катерины послышались робкие нотки.
Борджа схватил Катерину за руку и с угрозой произнес:
— Отдайте мне пузырек.
— Отпустите меня, — оскалилась она.
— Я доверил вам самую главную тайну, а вы меня предаете!
Одной рукой Борджа отпихнул меня в сторону, так что я не удержалась на ногах и ударилась о стену спиной, а другой сдернул Катерину с кровати. Она запуталась босыми ногами в простынях, упала на пол, и ее тут же стошнило на чистую рубашку.
Борджа отступил, глядя с тревогой, но без малейшей брезгливости. Он посторонился, когда я бросилась к Катерине, чтобы убрать с лица рассыпавшиеся волосы, пока ее снова рвало, на этот раз прямо на прекрасный персидский ковер, привезенный нами из Милана.
— Так она и в самом деле беременна? — с изумлением спросил он, сразу переходя на другой тон.
113 
