А сон ее был о том, что они собирались любить друг друга. И она с улыбкой шла навстречу этой любви.
Часом позже он со вздохом сожаления сказал ей, что ему пора возвращаться. Может позвонить мать, и если она будет слышать только автоответчик, то начнет сходить с ума. Она способна прилететь с другого конца страны, испугавшись, что он упал в шахту лифта и что ему некому помочь.
Выслушав его, Ингрид рассмеялась.
— Не следует иронизировать по этому поводу, — сказала она, ведя его к машине. Она открыла перед ним дверцу «миаты». — Лучше не говорить ей, что ты выходил в океан на яхте, — добавила она, когда он уже сел в кабину.
— А ты что-нибудь скрываешь от своей матери? — спросил Кен.
В этот момент они уже выруливали вверх по извилистому склону на ближайшее шоссе. Машина была без верха, и ветер, казалось, унес его слова далеко в сторону. Однако Ингрид услышала их и рассмеялась.
— Конечно.
— Например, нашу сегодняшнюю поездку. Похоже, ты не рвешься представить меня ей или отчиму.
— Главным образом потому, что их здесь нет, — небрежно бросила она, испытывая, однако, легкие угрызения совести. Если бы они были здесь, она бы вообще его сюда не пригласила. Правда, в основном из-за того, что мать очень эмоционально приветствует любого мужчину, который проявляет интерес к Ингрид.
Ингрид остановила машину у подъезда дома, в котором жил Кен.
— Вот ты и дома, — сказала она.
Он повернул к ней лицо.
— Спасибо, Ингрид. Спасибо за… все.
Она улыбнулась.
— Пожалуйста. Мне это тоже доставило удовольствие. Ты не откажешься… не откажешься пообедать со мной в четверг? — спросила Ингрид.
— Пообедать? — переспросил Кен.
— У меня, — уточнила она. — Я приглашаю тебя на барбекю.
— Спасибо, — проговорил Кен. — Мне этого очень хочется.
Он отворил дверцу автомобиля и вышел. Затем попросил, опираясь рукой о корпус автомобиля:
— Позвони мне сегодня вечером, ладно? Мне очень хочется с тобой поговорить…
— Но мы же проговорили весь день…
Он круто повернулся и пошел прочь от машины. Короткими движениями трости, бывшей у него в руках, Кен прокладывал себе дорогу. Это были его первые важнейшие шаги к независимому существованию с тех самых пор, когда он самостоятельно встал на ножки одиннадцати месяцев от роду.
Ничего не говори, беззвучно умолял он ее, понимая, что Ингрид следит за ним из машины. Не предлагай мне помощи.
— Кен!
Он остановился, держа спину неестественно прямой и не оборачиваясь.
— Я брюнетка, — сказала она, как ему показалось, с отчаянием в голосе.
Он запрокинул голову назад и рассмеялся такой откровенной лжи. Конечно, брюнетка. Ингрид Бьернсен, переодетая норвежская принцесса, такая же брюнетка, как он сам лысый.
Энергично работая перед собой тростью, он устремился вперед, мечтая побыстрей оказаться у лесенки, ведущей к подъезду дома. Он шел правильно. Нащупал тростью первое препятствие на своем пути, определил его высоту, расстояние до него, затем поднял ногу. В этом месте начинались ступеньки, которые привели его к входу в широкий вестибюль. Здесь он уже мог идти совершенно уверенно.
Кен нащупал в кармане ключ, вставил его в замок и услышал, как Ингрид заводит машину. Перед тем как открыть дверь, он обернулся и помахал рукой. Через несколько секунд шум двигателя замер вдали.
Какой он смелый, думала Ингрид, следя за тем, как Кен поднимается по ступенькам. Она силой заставила себя сидеть в машине, вместо того чтобы бежать следом за ним и предлагать ему проводить его до двери. Он должен был сделать это самостоятельно. Он хотел сделать это сам.
Кен был полон решимости преодолеть слепоту, которая делала его жизнь неполноценной. Понятное дело, он испытывал к себе естественное чувство жалости, граничившее с презрением, поскольку воспринимал это как слабость.
Сможет ли такой мужественный человек, как Кен, простить ей, Ингрид, отсутствие твердости духа? Придет день, когда ей наверняка придется рассказать ему о себе все, прежде чем он узнает об этом случайно. Правда… пока что она не готова это сделать. Ведь они не так давно знакомы, и она не вполне доверяет его способности правильно понять вынужденные паузы, которые иной раз случаются в разговоре.
С другой стороны, Ингрид не покидало ощущение, что она так хорошо знает Кена, что порой чувствует себя его составной частью. Виной тому его поцелуи, которые возбуждают ее так сильно, что она едва не теряет рассудок. Она все время спрашивала себя: как она может так откровенно, без остатка, реагировать на ласки мужчины, пока они, не узнали друг друга как следует?