20 
Даниэль со сдавленным стоном поднялся и сделал шаг в сторону. По подоконнику забарабанили первые капли дождя. Он подошел к окну и со стуком захлопнул его. Затем не оборачиваясь сказал:
— Лесли, послушай. Я обещаю, что это никогда не повторится. Тебе не нужно уезжать. Уеду я. Завтра же. Клянусь, я никогда не помышлял вставать между тобой и Симоном….
— Ничего подобного, — возразила она. — Не в этом дело!
— Нет, в этом! Думаешь, я не отдаю себе отчета в том, что между нами происходит? Это какое-то сумасшествие… Мне нужно было уехать сразу же!
— Нет, — опять перебила его Лесли. — Тебе ни к чему уезжать. Это не твоя вина. То, что случилось сегодня, не имеет никакого значения.
— Не имеет никакого значения?! — Даниэль вздрогнул, как от пощечины. — Никакого? — Он стремительно подошел к кровати и встал, нависая над ней всем телом.
— Будем честны сами с собой, Лесли, — проговорил он, глядя ей в глаза. — Нас тянет друг к другу. Неодолимо. Будь мы одни, я овладел бы тобой, прямо там, на клумбе. И ты бы позволила мне это сделать.
— Даниэль! — взмолилась Лесли, но тот безжалостно продолжал:
— И ведь это не впервые, не так ли? Помнишь пикник? — Он опять сжал ее плечи. — Я чуть было не пошел ко дну, всего лишь прикоснувшись к тебе. Каждую ночь — будь они прокляты, эти ночи! — я подхожу к твоей двери, как будто какая-то сила, раздирая мне внутренности, тащит меня в твою комнату!
Не в силах выносить грубую откровенность его слов, Лесли закрыла лицо ладонями. Все это время ей было мучительно трудно подавлять собственные чувства. Теперь же, зная, что он испытывает то же…
— Вот почему для меня это имеет чертовски важное значение, — глухо продолжал Даниэль. — Это перевернуло весь мир, в котором я жил до сих пор.
Лесли молчала. Да и что она могла сказать? Как ей было объяснить то, что она и сама плохо понимала? Она не могла выйти замуж за Симона потому, что не любила его. То обстоятельство, что ее влечет к Даниэлю, никак не влияло на это ее решение. И в то же время, если бы она не полюбила Даниэля, она бы вышла замуж за Симона. Это не поддавалось логике, это было за гранью понимания, а потому никакими словами этого не объяснишь.
— Мне очень жаль, — едва слышно пробормотала она наконец. — Быть может, когда я уйду, все наладится и в твоем мире все опять встанет на свои места.
Даниэль горько рассмеялся:
— Ты действительно в это веришь? — Он издал низкий горловой звук, полный бессильной злобы, боли и отчаяния, похожий на стон угодившего в ловушку животного. — Что ж, тогда послушай, что об этом думаю я. Я думаю…
На мгновение она испугалась, что Даниэль теряет над собой контроль, но он снова застонал, и с этим стоном гнев, казалось, покинул его. Уронив голову ей на плечо, он спрятал лицо в ее волосах.
— Мне кажется… — Он замолчал, а затем просто и печально закончил: — Мне кажется, если ты уйдешь, мой мир погибнет окончательно.
Оглушенная этим признанием, Лесли попыталась встать, но руки Даниэля крепко ее сжали.
— Нет, пожалуйста, прошу тебя, не уходи, не уходи от меня, любимая…
В голосе его были мука и страсть — те же чувства, которые терзали сейчас и ее, тем не менее Лесли продолжала отчаянно извиваться в его руках. Она должна была уйти. Немедленно, прежде чем путь назад будет отрезан.
Но было уже слишком поздно. Попытки Лесли освободиться привели к тому, что ворот ее халата распахнулся и она вдруг почувствовала обжигающее прикосновение губ Даниэля к своей коже.
Задохнувшись от наслаждения, Лесли мгновенно прекратила сопротивляться. Губы Даниэля продвигались все ниже, покрывая пламенем поцелуев ее шею, плечи. Он раздвинул полы халата шире, но дальше не пускал затянувшийся на спине узел пояса. Его губы на мгновение разочарованно замерли, затем вновь принялись целовать ее шею, плечи, оставляя после себя бурлящие гейзеры возбуждения.
— Повернись, — шепнул Даниэль, но Лесли отрицательно затрясла головой. Она все еще опасалась вот так, открыто, признать, как сильно она его хотела.
Даниэль, казалось, понял это и не настаивал. Руки его скользнули ей за спину, нащупали узел, развязали его и затем одним решительным движением распахнули халат снизу доверху, обнажив ее всю.
Глядя на ее мерцавшее в темноте тело, Даниэль невольно застонал, и стон этот был наполнен желанием и почти благоговейным восхищением.
— Если бы ты знала, как часто я мечтал об этом, — сказал он, дрожащей ладонью прикоснувшись к ее мягкой и в то же время упругой плоти. Голова Лесли откинулась назад, губы шевелились в тщетной попытке что-то произнести… Да, теперь она окончательно погибла. Оба они погибли.
20 
