Особенно,... 
40 
— Наконец-то он тебе написал, — продолжала она. — Мог бы и раньше додуматься.
— Тон письма очень дружелюбный, — вступилась я за отца.
Она презрительно расхохоталась.
— Еще не хватало, чтобы он написал своей дочери недружелюбное письмо. Он должен лично приехать, и я так ему об этом и сказала.
— Но он не может оставить плантацию.
— Он должен вернуться к нормальной жизни.
— Тетя Марта, меня очень беспокоит мама.
— Думаю, тебе не о чем беспокоиться. Твоей маме просто нравится болеть и принимать заботу окружающих.
— Я так не думаю. Видели бы вы ее, когда она работала. Она всегда была бодрой и веселой. Ей никогда не нравилось болеть.
— Вот и я о том же. Она привыкла быть в центре внимания. Она и здесь пытается добиться того же самого, разве что методы другие.
— Но у нее сильный кашель.
— Ей нужно побольше дышать свежим воздухом. Нет, положительно возмутительно, что Ральф не хочет возвращаться домой!
Глядя на стоящую передо мной женщину и ее решительное лицо с плотно сжатыми губами, я подумала, что она напоминает мне одну из героинь прошлого. Наверное, с такой же решимостью королева Боадичеа вела войска на римлян, а Елизавета произносила свою знаменитую речь в Тилбери.
— Возможно, он когда-нибудь приедет.
Она покачала головой.
— Я его знаю. Я прочитала это между строк. Он не хочет возвращаться. Он боится осложнений. Ведь ему придется встретиться с твоей матерью и принять решение. Твой отец всегда избегал ответственности, предпочитая плыть по течению… — Лицо тети Марты исказил гнев. — Вот он и плывет, а время уходит.
— Что вы имеете в виду, тетя Марта? — поинтересовалась я.
Она не ответила, а лишь раздраженно покачала головой.
В этот вечер за обедом, опять в отсутствие мамы, не спустившейся к столу, мы говорили о погоде, которая испортилась, одновременно испортив настроение всем жителям округи, об ожидаемом приезде нового помощника священника; от одной мысли о нем у тети Марты даже кончик носа шевелился.
— Бьюсь об заклад, девчонки Кэннон сгорают от любопытства, — говорила она. — Возможно, одной из них удастся его заарканить. Хотя помощник священника не бог весть какая добыча. Но бедняжкам не приходится перебирать.
— Будет любопытно понаблюдать за состязанием, — вставила Мабель.
Селия молчала, опустив глаза. «Интересно, приходила ли ей когда-нибудь в голову мысль о замужестве? — подумалось мне. — Возможно, из нее получилась бы неплохая жена».
Порой она принималась откровенничать, и постепенно я узнавала ее все ближе. Мне было известно, что у ее родителей было загородное поместье, очень напоминающее Грейндж, что однажды ее отец погиб на охоте, а вскоре после этого умерла и мама, что ее дом достался не ей, а кузине. Впрочем, об этом она говорила достаточно редко, потому что эта тема была слишком болезненной. Селия также рассказывала мне о своей гувернантке, которая однажды привезла ее в Лондон на один из спектаклей с участием моей мамы. Похоже, эта гувернантка стала ей близкой подругой, и она всегда говорила о ней с большой теплотой.
— Ну, и как наша немощная родственница? — неожиданно поинтересовалась тетя Марта.
В последнее время она стала называть маму «нашей немощной родственницей».
— Ей немного лучше, — ответила я.
— Тем не менее она не смогла к нам сегодня присоединиться, — отметила Мабель.
— О нет. Для этого она еще слишком слаба. Эта болезнь отняла у нее последние силы.
— Тогда бокал бузинового вина ей не повредит, — заключила тетя Марта. — Кто отнесет ей поднос с обедом?
— Я могу отнести, — с готовностью откликнулась Селия. — Если только это не хочет сделать Сэйра.
— Она любит, когда обед приносишь ты, — ответила я. — Ей нравится поболтать за едой о театре.
— Вино в этом году удалось на славу, — закивала Мабель. — Крепче, чем обычно. Меня от него даже в сон клонит.
— Оно поможет нашей немощной родственнице уснуть, — согласилась тетя Марта.
Селия взяла поднос и отправилась наверх. Я поднялась вслед за ней, и мы втроем немного поболтали, пока мама ела. Я до сих пор не сказала ей, что получила от отца письмо, опасаясь, что это может ее расстроить.
Вскоре она уже спала. Мы забрали поднос и бесшумно вышли из комнаты.
Утром ей стало хуже. Кашель усилился, и поднялась температура. Пришел доктор, осмотрел ее и еще раз сказал, что самое главное для нее — тепло. Он посоветовал подкладывать ей под спину подушки, чтобы она могла сидеть в постели. Так ей будет легче дышать. Он выписал ей микстуру, за которой Селия поспешила сходить, и к вечеру маме стало значительно лучше. Днем она много спала, но на следующее утро от улучшения не осталось и следа. У нее начался жар.
40 
