Особенно,... 
77 
Должно быть, именно эта мысль помогла ему заснуть быстрее обычного, да и кошмары не так мучили его — особенно в первые часы сна. Они, однако, никуда не делись — их тени словно грозовые облака по-прежнему маячили на границе подсознания, словно выжидая удобного случая, чтобы ринуться вперед, затопляя беззащитный разум, погружая в безысходность и ужас. В конце концов, этот момент настал. И тогда кошмары навалились на Доусона с удвоенной силой, как будто наверстывая то, что упустили поначалу.
«Эй, Доусон! Давай сюда!..»
Он повернулся на голос. Солнце било прямо ему в лицо, и в его яростном сиянии он видел только силуэт одного из солдат, присевшего на гребне холма. Только прикрыв глаза ладонью, Доусон узнал капрала Хокинса, который махал ему рукой.
— Доусон?..
«Давай, поднимайся!»
«Сейчас».
«Пошевеливайся, я не могу ждать вечно. Ты хотел получить материал? Вот и дуй сюда на третьей скорости».
«Погоди, я только возьму ноутбук».
«К черту ноутбук. Живо сюда!»
— Доусон?!
Карабкаясь по крутому каменистому склону, он то и дело оступался, и тогда из-под его ног потоками сыпались вниз щебень и песок. Солнце немилосердно палило с небес, воздуха не хватало. Хокинс начинал терять терпение, он то и дело поторапливал Доусона, и тот старался изо всех сил. Задыхаясь, он наконец добрался до гребня и попытался смахнуть с лица заливавший глаза пот, но жжение под ве́ками не проходило, и лицо Хокинса расплывалось. Напрягая зрение, Доусон увидел, как Хокинс ухмыльнулся, а потом…
— Доусон!!!..
«Не-е-е-е-т!!!!»
Как и всегда, этот пронзительный крик разбудил его. Доусон резко сел, крупно дрожа и обливаясь по́том, который он никак не мог смахнуть с лица, потому что его рука тоже была мокрой. Как и всегда, этот крик прозвучал слишком поздно и не успел остановить того, что должно было случиться.
Единственное отличие от всех предыдущих пробуждений заключалось в том, что на этот раз Доусон обнаружил рядом с собой Амелию, которая осторожно трясла его за плечо. По-видимому, она была здесь уже некоторое время, и это ее голос вплетался в речь молодого, улыбчивого солдата из сельских районов Северной Дакоты.
Подтянув колени к груди, Доусон обхватил руками голову и жадно хватал ртом воздух. Ужас постепенно отступал, но на его место пришли стыд и унижение, которые стали еще сильнее, когда Амелия присела на краешек его кровати. Теперь Доусон остро ощущал не только ее жалость, но и ее близость, и его муки сделались непереносимыми.
— Ты кричал… — проговорила она мягко. — Плохой сон?
— Извини, что разбудил, — хрипло ответил он. — Со мной… бывает. Иди ложись, больше это не повторится.
Она убрала руку с его плеча, но никуда не ушла. Доусон прекрасно сознавал, какое пугающее и в то же время жалкое зрелище он собой представляет, и попытался убрать с глаз спутанные волосы, а потом вытер лицо, шею и грудь краешком простыни.
— Тебе каждый раз снится одно и то же? — участливо спросила Амелия.
— Да.
— А ты не хотел бы…
— Нет.
— Тебе станет легче, если ты…
— Я не хочу об этом говорить.
— Не хочешь говорить со мной или вообще ни с кем?
— Ни с кем. Это никого не касается.
— Уверяю тебя — никто не будет думать о тебе плохо, если…
— Я буду.
— Но если ничего не предпринимать, ты никогда не избавишься от…
— Я сам разберусь, ладно?
— Неужели? Как?
— Оставь меня в покое!
— Чтобы ты мог принять еще горсть этих твоих таблеток?
— Может быть. Я еще не решил.
— Мне кажется, Доусон, ты серьезно болен.
— А ты что, врач?..
— Я не врач, но я уверена, что алкоголь и седативные препараты тебе не помогут.
Доусон резко тряхнул головой.
— Да что ты вообще можешь знать о том, что мне поможет, а что нет?! — почти заорал он, и Амелия отшатнулась, словно от удара.
Осознав, что́ он только что сказал, Доусон вполголоса выругался и схватил ее за руку как раз в тот момент, когда она попыталась подняться, чтобы уйти.
— Извини меня, ладно? Я не хотел. Правда, не хотел… — Осторожно, чтобы не испугать, он развернул ее лицом к себе. Теперь он смотрел прямо ей в глаза, безмолвно умоляя о прощении и… понимании, но Амелия даже не пошевелилась.
— И пожалуйста, не смотри на меня так!.. — С этими словами он закрыл глаза, поднес ее руку к губам и поцеловал внутреннюю сторону запястья, где в упругих венах бился горячий пульс. — Прости… — Низко склонив голову, Доусон поцеловал основание ее большого пальца, а потом прижался к ее ладони губами. — Не бойся меня… — хрипло прошептал он, касаясь кончиком языка ее чуть солоноватой кожи.
77 
