72 
Деревья поредели. Я вылетела на небольшую полянку, но в сизом тумане не заметила пересекавший ее овраг. Успела остановиться на самом краю, не удержала равновесия и, беспомощно взмахнув руками, скользнула вниз.
Овраг оказался неглубоким – в два человеческих роста. Кубарем скатившись по склону, я подняла голову, оглядываясь, прислушиваясь…
– Помогите, – голос прозвучал совсем близко. Подруга горестно всхлипнула и повторила: – Кто-нибудь, помогите! Пожалуйста!
– Алина? Ты?
– Я! – отозвалась она радостно. – Я тут!
– Иду!
Несколько шагов, поворот оврага. Высокое дерево растет на склоне, корни висят в воздухе, образуя нишу, в которой можно неплохо спрятаться. Алина сидит, забившись в эту самую нишу, сжавшись в комочек, как от холода, в одной только рубашке – белой, коротенькой, с широкими рукавами.
– Алина, что случилось? – быстро стягиваю курточку, накидываю на плечи подруги. – Как ты здесь оказалась?
– Он ушел, – жалобно, едва сдерживая слезы, проговорила она. – Ушел.
– Кто?
– Он ушел с тобой, – Алинка подняла руку, смахнула слезу. – Он бросил меня и ушел с тобой…
Ее плечи задрожали. Подруга закрыла лицо ладонями и тихонька заплакала.
– Не говори глупости, – я обхватила ее за плечи, пытаясь успокоить, согреть. Холод, исходящий от ее продрогшего тела, ощущался даже через мою куртку. – Не знаю, что случилось, но Леон бы тебя не бросил. Правда.
– Но он бросил! Бросил! Ради тебя! – сквозь слезы прокричала она. – Как ты могла так со мной поступить? Мы же подруги, правда? Правда?
– Правда, – прижимаю ее сильнее. Пусть говорит, пусть плачет… Только бы понять, что же здесь на самом деле произошло. И с кем я ушла? С Леоном или нет? И… Арис? Настоящий он был? Или, правда, морок?
Подруга всхлипнула последний раз и притихла. Моя рука коснулась ее волос и замерла.
А Алинка? Настоящая?..
– Алина? – голос дрожит, не слушается.
Ее пальцы комкают ворот моей рубашки.
– Хороша же ты, подружка, – тихо шепчет Алина. – Хочешь меня бросить? Хочешь оставить меня здесь одну? Замерзшую, несчастную… Совсем одну. Хочешь, чтобы я потерялась, чтобы осталась здесь навсегда… Чтобы он меня не нашел. Хочешь сама быть с ним вместо меня? Хочешь?
Незнакомые нотки слышатся в ее голосе – вкрадчивом, шелестящем, словно трава под ветром. Пытаюсь отцепить ее пальцы… Подруга смотрит мне в глаза, на ее лице – чужая улыбка. Злорадная. Хищная.
– Хочешь меня оставить… Хочешь, чтобы меня не было!
– Алина, не надо! – мне удается высвободить ворот, но цепкие пальцы хватают за рукава, смыкаются на запястье.
– Ты всегда хотела быть вместо меня. Хотела, правда?
Ее пальцы удлиняются, гибкие веточки выныривают из-под широких рукавов, оплетая мои руки. Смеется. Лицо – треугольное, с большими золотистыми глазами, уже совсем не похоже на Алинкино. Висящие в воздухе корни старой акации изгибаются и тянутся ко мне, пытаясь ухватить за плечи.
Внезапно хватка ослабла. Дочь леса подняла голову, прислушиваясь. Я дернулась и, высвободившись, упала на землю. Попятилась, потом побежала. Веселый смех зазвенел за спиной и стих, словно проглоченный туманом.
Я бежала по оврагу, пока не упала, поскользнувшись. И приникла к земле.
Склоны уходили вверх, над ними лежал густой туман, совсем, как на болоте, и что-то трещало и шуршало, словно ходил кто. Потом вдруг звуки смолкли, и очень знакомый голос позвал:
– Женя!
Арис? Я замерла, глядя в марево над оврагом. Только сейчас поняла, что Горыныч до сих пор не называл меня по имени. Он вообще почти не произносил имен. А значит…
Снова шаги. И снова голос:
– Ты здесь?
Молчу. Стараюсь не дышать. Шорох отдаляется, замирает. Ушел?..
Громкий треск. Темный силуэт спрыгнул на дно оврага шагах в десяти от меня, и замер, прислушиваясь. Я смотрела в его спину, надеясь, что уйдет, не заметив, но…
Он обернулся. В тот же миг я вскочила и бросилась бежать.
– Стой! – несется вслед. Влажная земля под ногами то и дело хлюпает грязью.
– Стой!
Поворот. Нога подворачивается, резкая боль пронзает ступню и голень. Делаю несколько неуклюжих шагов и, забравшись в темную земляную нишу, замираю.
Он пролетает мимо, но останавливается, оборачивается.
Выскакиваю из ниши, начинаю пятиться. Нога болит, бежать не смогу, но и он тоже не бежит – медленно идет за мной. Словно хищник, который боится спугнуть добычу. Дышит тяжело, наверное, тоже запыхался.
72 
