Они отправились в операционную в задней части дома. В воздухе витали терпкие запахи карболовой кислоты, спирта, бензола и других химических веществ, которые он не смог распознать. Гарретт зажгла ряд водородно-кислородных ламп, и вскоре яркое сияние прогнало тени с кафельных полов и стен, отделанных стеклом, отскочив от отражателей над головой. Операционный стол был сооружён на тумбе и занимал центр кабинета. В углу металлическая подставка, казалось, отрастила руки с отражающими зеркалами на выдвижных зубчатых рейках и шарнирах, вся конструкция напоминала механического осьминога.
– Я использую методы, разработанные сэром Джозефом Листером, – сказала Гарретт, с гордостью окидывая взглядом кабинет. – Я посещала лекции, которые он читал в Сорбонне, и ассистировала на некоторых операциях. Его работа основана на теории Пастера, которая гласит, что раны гноятся из-за микробов, попадающих в организм и там размножающихся. Моё хирургическое оборудование и материалы всегда стерилизуются, и я обрабатываю и перевязываю раны антисептическими жидкостями и марлей. Всё это даёт моим пациентам гораздо больше шансов на выживание.
Итан дивился её готовности брать на себя ответственность за жизнь или смерть, даже зная, что результат иногда бывает трагическим.
– Как вы справляетесь с нагрузкой? – тихо спросил он.
– Человек привыкает ко всему. Бывают моменты, когда риск и нервы помогают мне работать на таком уровне, которого я и не думала достичь.
– Я понимаю, – пробормотал он.
– Да... уверена, что понимаете.
Их взгляды встретились, и Итана окутал тёплый поток. Она была так красива, с этими высокими скулами, уравновешивающими твёрдую линию челюсти. И мягкими эротическими изгибами рта.
– Доктор, – сказал он с трудом, – наверное, мне следует...
– Лаборатория находится здесь, – прервала его Гарретт, отходя в другую часть комнаты, чтобы отодвинуть складную перегородку. Она зажгла ещё одну из этих научных ламп, осветив помещение, где находилась керамическая раковина с горячим и холодным водоснабжением, мощная медная сушильная печь с конфорками, металлические столы и мраморные поверхности, а также тщательно организованные полки с контейнерами, пробирками, колбами и замысловатыми приборами.
Гарретт возилась возле раковины, включив воду. Итан подошёл к ней сбоку, практически нехотя волоча ноги. Она поставила букетик фиалок, который он ей подарил, в пробирку с водой. Вставив стеклянный цилиндр в одно из отверстий в деревянной подставке, она вынула микроскоп из чехла из розового дерева и положила его рядом с лампой.
– Вы когда-нибудь таким пользовались? – спросила она.
– Однажды. Он принадлежал химику с Флит-стрит.
– Что вы исследовали?
– Мне нужна была помощь в обследовании улик. – Итан наблюдал за тем, как она настраивала крошечные зеркала и линзы. – Когда я ещё работал в подразделении "К", то расследовал нераскрытое дело об убийстве. Мужчина покончил жизнь самоубийством при помощи собственной складной бритвы, которая была найдена на полу рядом с его телом. Но бритва находилась в практически закрытом виде. Предполагать, что он попытался бы сложить лезвие после того, как перерезал себе горло, было бессмысленно.
Итан сразу пожалел о сказанном. Разговор, учитывая компанию и обстоятельства, казался совсем неподходящим.
– Насколько глубокой оказалась рана? – удивила его вопросом Гарретт.
– Были перерезаны и сонная артерия, и яремная вена.
– В таком случае смерть наступает мгновенно, – сказала Гарретт. – Если бы это было самоубийство, ему бы не хватило времени сложить бритву.
Итан начинал наслаждаться новизной такой беседы с женщиной.
– Главным подозреваемым считался шурин, – продолжил он рассказ, – у него были и мотив, и возможность. Через несколько часов после совершения преступления его нашли с пятном крови на рукаве пальто. Он утверждал, что в тот день посетил мясную лавку и запачкался, задев прилавок рукой. Выяснить, была ли это кровь животного или человека не представлялось возможным. Дело отложили, а доказательства остались в хранилище вещдоков подразделения. После того, как я прочитал досье, то взял бритву и образец окровавленной ткани и отнёс химику, который изучил их под микроскопом. Он обнаружил два вида волокон, зацепившиеся за остроконечную противоположную часть лезвия. Одно из них идеально совпадало с шерстью, из которого было сшито синее пальто.