– Думаешь? – вздохнула я, укладываясь в кровать. Гриша щелкнул пультом, выключая седовласого «эксперта», заверявшего нас на сон грядущий, что апокалипсис тоже будет устроен инопланетянами, потому что у них есть кнопка сворачивания нашего мира. Хвала небесам, Гриша оборвал его на полуслове. Но сон ко мне все равно не шел. Мы лежали в полной тишине и темноте, спина к спине, завернутые в два разных одеяла, и осторожно дышали, чтобы не мешать друг другу спать.
Сон – самая драгоценная часть суток. Мы оба работаем, как проклятые, чтобы оплачивать все наши долги-ипотеки. Если бы у меня была возможность, я бы, наверное, проспала подряд трое суток. Если получится с Людкой улететь в теплые страны с белыми пластиковыми шезлонгами, я так и поступлю. Завернусь в парео, закроюсь от всего мира широкополой соломенной шляпкой и просплю на пляже три дня, не вставая.
Мысль о теплых волнах какого-нибудь басурманского моря уже почти усыпила меня, как вдруг я почувствовала руку на своем бедре. Григорий? Ох, что ж тебе не спится, мил-человек?
– Ты чего? – спросила я, вполне осознавая, как глупо и нелепо звучит мой вопрос. Гришка прижался ко мне и обнял меня сзади, притягивая к себе. Интересно, что в дне минувшем настроило его на эротический лад? Я так до сих пор не могу ни о чем другом думать, кроме дочери… и о шезлонге. Впрочем, наша сексуальная жизнь за столько лет уже стала своего рода приятной, но однообразной рутиной. В последние годы она вообще как сон, в смысле, в основном она нам только снится.
– Что, я не могу заняться чем-то поинтереснее, чем все эти разговоры, со своей любимой женой?
– Ну можешь, можешь, – пробормотала я. – А нельзя без меня?
– Ирка! – возмущенно фыркнул он и развернул меня к себе. Я рассмеялась и поцеловала его в губы. Гриша ответил на мой поцелуй, и на этом предварительные ласки были окончены. Мы теперь делали все быстро и тихо и нечасто. Впрочем, заниматься любовью тихо – вполне оправданно, ведь мы должны быть примером для дочери. Какими бы мы были воспитателями, если бы из нашей спальни до невинных ушей нашей дочери доносились сладострастные стоны.
Правда, иногда мне хотелось бы и постонать. Как это было раньше. За годы совместной жизни Гришка давал мне много поводов стонать от наслаждения. Он всегда был таким веселым, страстным. А когда он в постели отдавал приказ «выпустить шасси», я буквально умирала со смеха и удовольствия одновременно.
С тех пор как его уволили, многое поменялось. И не в лучшую сторону. Григорий замкнулся и какое-то время вообще меня не замечал, будто остался один в пустыне. Он добровольно умирал от жажды, а я лежала рядом с ним и беспомощно наблюдала за этим. Потом все кое-как пришло в норму, если можно так сказать. Мы адаптировались. Все превратилось в рутину. Он по-прежнему сидел в пустыне, но периодически оборачивался и принимал из моих рук стакан теплой воды. Ничего другого Гриша не хотел.
Теперь, занимаясь любовью, я не испытывала никаких проблем вести себя тихо. Я могла бы и вообще не просыпаться, если на то пошло.
Но все это вместе невероятно бесило.
Казалось, что все хорошее в нашей жизни кончилось вместе с его увольнением. Как будто он теперь был менее мужчиной только потому, что не мог летать, решать вопросы по-боевому и командовать другими офицерами. А мы ведь не старые люди. И я вовсе не готова надевать чепец и очки в роговой оправе в тридцать четыре года.
Итак, мы занимаемся любовью. Вернее, это Гриша занимается чем-то в этом духе, а я же лежу и думаю о том, как не правы мы были, что устроили дочери скандал. И в какой-то момент меня вдруг осенило! Я раскрыла глаза и воскликнула:
– Мы должны пригласить его в гости!
– Кого? – Гриша остановился, приподнял голову и посмотрел на меня в полнейшей прострации. – О чем ты?
– О том, что нельзя делать из этого мальчика запретный плод, – пояснила я мужу, но ему от этого не стало легче. Он лежал «сверху» и недовольно щурился, пытаясь понять, что делается в моей голове. Запоздало я поймала себя на мысли, что, по-хорошему, нужно было все-таки дождаться окончания акта страстной любви. Как-то я не вовремя, вот ведь незадачка.
С минуту в спальне висела напряженная тишина.
– Ты об этом рыжем придурке, что ли? – скривился Гриша, догадавшись наконец, о ком я говорю. Он сполз обратно на кровать, натянул пижамные штаны и злобно меня оглядел. – Думаешь, это был самый правильный момент, чтобы сказать мне об этом?