– Отойдите, пожалуйста, – сказали наши вежливые люди в штатском, и тот, который подошел к Владиславу со спины, строго покачал головой.
– Ты у меня будешь рыдать на нарах! – все же добавил Григорий, и Владислав побелел, как будто ему на лицо вдруг прыснули старой, еще советской «белизной».
– Что он несет? – спросил Владислав Варвару.
– Не смей с ней говорить, ты! – и Гриша бросился к парню. Только опыт и знания, говорящие о высоком профессионализме полицейского по имени Николай, спасли Владислава от кулаков моего мужа. Он кинулся к супругу и крепко схватил его за запястья.
– Не стоит. Позвольте действовать по закону, а то ведь может дойти до беды, – мягко сказал он. Григорий смотрел на Владислава и тяжело дышал, раздувая ноздри так, будто был быком на корриде. Я даже не уверена, что он слышал слова, сказанные ровным, нейтральным тоном. Он дернулся еще раз, но уже слабее. Затем сплюнул на уже покрытую нежной молодой зеленью землю и отвернулся.
– Отпускаю? – спросил его Николай.
– Отпускай, не трону я этого подонка, – пробубнил Григорий. – Много чести.
– Вы Владислав Гуляев, верно? – спросил Николай, повернувшись к молодому человеку. Владислав ничего не отвечал, только сверлил взглядом Варвару.
– А если нет? – агрессивно бросил Влад и склонил голову набок.
– Предъявите документы, – ответил Николай сухо, по-деловому и совершенно не удивившись такой реакции.
– Нет у меня с собой документов, – пожал плечами Владислав.
– В таком случае мы задерживаем вас для выяснения личности. По закону – до семидесяти двух часов, – вздохнул Николай. Влад застыл в задумчивости. Он поднес ладонь ко лбу и глубоко вздохнул, как от боли. Я могла бы поклясться, что он все еще был немного пьян, во всяком случае, с похмелья. Второй офицер чуть более жестким тоном добавил:
– Вы должны проехать с нами, гражданин Гуляев. Вот постановление о задержании, можете ознакомиться.
– Варя, иди с матерью в машину, – бросил нам Гриша, но дочь стояла как приклеенная. Я обняла ее за плечи и повела к нашему «Рено». Свекровь побежала за нами.
– Ну, ты и тварь! – крикнул Владислав Гуляев нам в спину. – Сука ты, Кошка! Тупая сука!
– Да как ты смеешь! – крикнул Григорий и бросился на Владислава. Я не поворачивалась, тянула дрожащую, как осенний лист, Варю к машине и не смотрела на место, где разворачивались основные события. Но было достаточно и того, что я слышала. Крики, сдавленные возгласы, ни с чем не сравнимый звук удара, вопль Владислава. На этот раз Николай решил не вмешиваться, и мой муж повалил Владислава на землю и нанес ему еще несколько ударов.
– Хватит, достаточно, – бросил ему второй офицер, и все стихло. Мы дошли до машины, я села на водительское сиденье, а Варвара забралась с ногами на заднее сиденье и положила голову на колени к бабушке. Та тоже сидела тихо, явно шокированная этой грубой разборкой. Не думаю, что ей часто случалось видеть своего сына в такой ярости.
Не так часто он получал в жизни настоящие поводы для первобытной мужской ненависти.
Даже через закрытые двери машины до нас доносились возмущенные крики Владислава. Я повернула ключ и включила радиоприемник. Монотонный голос ведущего радиостанции перекрыл происходящее снаружи. Мы старались не смотреть туда, но все равно увидели, как Владислав поднялся с земли и поднес ладонь к лицу, посмотрел на окровавленные пальцы, затем на Григория. Тот стоял рядом и с откровенным презрением смотрел на Гуляева, высоко подняв голову. Гриша был выше его и в лучшей физической форме, несмотря на возраст.
Затем мы невольно проследили за тем, как подавленный и потрясенный произошедшим Владислав был препровожден в машину к полицейским. Нет, его не скрутили, на него не надели наручники, он пошел за ними сам, ежесекундно трогая кончиками пальцев угол разбитой губы. Николай сел с Владиславом на заднее сиденье, и они уехали. «Ниссан» цвета мокрого асфальта так и остался стоять припаркованным на пятачке около выхода из школы. Могу представить себе, сколько раз Влад стоял тут, на этом самом месте, ожидая мою влюбленную дочь с уроков, чтобы отвезти куда-нибудь – на дачу, к друзьям или просто так, приятно провести время в машине.
Мы знали, что теперь уже ничего нельзя исправить или остановить, даже если бы мы захотели. Да мы и не хотели. Григорий вернулся к нам, я пересела на пассажирское место, и мы уехали.