– Какой справедливости? Да он и пальцем ее не трогал! – всплеснула руками Гуляева. Я бросила короткий взгляд на красную как вареный рак Машу, которая сидела на табуретке около стены и, кажется, пыталась вжаться в нее и раствориться, слиться с обоями.
– Ну, ты-то все знаешь, Маша, да? – спросила я. – Чего ж ты родителям не расскажешь, как он встречал Варю у школы? Как на дачу возил?
– На дачу? – побледнела Гуляева. Маша сжалась, согнулась и втянула голову в плечи. Снова повисла пауза. Затем Гуляев тихо сказал:
– Этого вы не докажете. Мы опротестуем вашу экспертизу. Мы опозорим вашу семью так, что вам придется отсюда уезжать. Лучше отзовите заявление.
– Смотри, Ира, как они заговорили. Теперь хоть видно яблоню. Деньги, конечно, многое значат, – сказал Гриша на удивление спокойно. – И могут многое купить.
– Да, именно, – кивнул Гуляев. – Лучше заберите ваше нелепое заявление.
Гриша молча посмотрел отцу Владислава в глаза долгим, изучающим взглядом, как смотрят на лабораторных крыс в больших железных клетках – с чисто профессиональным интересом. Затем встал и вышел в коридор. Гуляев-старший с опаской посмотрел ему вслед. Через секунду Гриша вернулся и громко, с хлопком плюхнул на стол перед отцом Владислава Гуляева бумажку. Тот отшатнулся и посмотрел на бумажку с брезгливостью.
– Что это?
– Это? – любезно улыбнулся Гриша. А глаза его остались ледяными. – Заключение врача. Я на всякий случай попросил второй экземпляр, мне дали. Вы читайте, читайте.
– Не буду я никакую вашу чушь читать, – Гуляев оттолкнул от себя бумагу.
– Ну, я сам вам зачитаю, раз так, – любезно заверил его муж. – Это справка. Дана она Сафьяновой Варваре Григорьевне, пятнадцати лет, в том, что ей поставлен диагноз – беременность четыре недели. Рекомендуются дополнительные исследования, дано направление в женскую консультацию. Заключение дано для предъявления по месту требования. Держите.
– Что? – прошептала мама Гуляева и сняла свои огромные солнцезащитные очки. – Она беременна? А вдруг она беременна не от него?
– Вы берите, берите справку. Сыну покажите, у него спросите еще разочек, как, сколько раз, где. Ну, все вопросы, в общем, где он вам наврал с три короба. А мы, если что, еще сколько хочешь таких справок себе сделаем. Потому что ваш сын, безусловно и однозначно, виновен во вступлении в сексуальную связь с моей несовершеннолетней дочерью. Заметьте, отличницей, девочкой, которую никогда и никто не замечал в распущенности. А значит, он не просто с ней вступил в связь. Он ее совратил. А теперь она еще и беременна от него. Думаете, ваши чертовы деньги могут замазать такое?
– Маша, это правда? – взвизгнула мамаша Гуляева, обернувшись к дочери.
– Мам, я же тебе все уже рассказала, – еле слышно прошептала Маша.
– Тогда ты мне не все рассказала! Ты чего же, дрянь, раньше-то молчала? Что ж теперь делать, а? Вы что же, решительно настроены посадить моего мальчика в тюрьму?
– Очень на это надеюсь, – кивнул Гриша.
– Но ведь он хороший, вы понимаете? У него скоро сессия, ему необходимо ее сдать. О господи, Женя, что же ты молчишь? – она причитала, а ее муж, которого, как я теперь узнала, звали Евгением, молчал.
А затем он вдруг просто встал и пошел к выходу. Именно так, не сказав и слова, только вот подобрать справку со стола он не забыл. Евгений прошел в коридор, открыл дверь, вышел в холл и исчез на лестничной клетке. Странная дама со стразами и Маша Гуляева, естественно, посеменили за ним.
Первый раунд окончен нокаутом.
Глава 16,
в которой мы скрещиваем шпаги и говорим на странные темы
Тихое воскресное утро. Солнце, сменив гнев на милость, задержалось на небе, не стало прятаться за тучи, как стыдливая старая дева. Наконец-то по-настоящему тепло, даже не верится. Я стою около окна напротив кровати в нашей спальне. Оно – единственное, где по утрам и только в строго определенное время можно поймать за хвост солнечный луч. Яркое солнце заливает своим светом все мое лицо. Я закрыла глаза, но даже сквозь веки вижу свет – он странно розовый, яркий и теплый. Интересно, если беременная женщина стоит под солнцем в открытом купальнике, может ли увидеть этот свет ребенок? Я имею в виду изнутри, сквозь тонкую, уязвимую преграду, отделяющую его от реальной жизни.