Кэрри поспешила убраться. За пятьдесят лет ничего не изменилось.
Гарлем по-прежнему кишит крысами.
Наконец она различила в полумраке очертания мясного рынка. Здесь тоже было полно людей, набивавших сумки говядиной, курами — всем, что попадалось под руку.
Кэрри оглянулась по сторонам. Ее явно никто не ждал.
Кого же я все-таки ищу?
Ей ничего не оставалось, как замереть на месте и ждать. Посмотрим, кто подойдет.
* * *
— Сколько тебе лет, Джил? — поинтересовался Джино.
— Двадцать два, — ответила хорошенькая стюардесса, стоявшая перед ним в костюме Евы.
— Двадцать два, значит?
— Опыта мне не занимать, — и она захихикала.
— Конечно, — согласился он.
Пять минут назад она появилась в его номере — и вот пожалуйста, стоит перед ним в чем мать родила и готова в любую минуту прыгнуть в постель, как будто нет ничего более естественного. Может быть — для нее. Но что происходит с ним самим?
Джино смертельно устал, до отвала набил брюхо; мочевой пузырь властно напоминал о себе; дико хотелось спать.
Это была ее затея. После ужина она заявила: «Я хочу зайти к вам, посмотреть, все ли в порядке».
Очутившись в номере, она первым делом ринулась в спальню и вышла оттуда абсолютно голая. Недурное тело. Ему доводилось видеть и получше, и похуже. Слишком худа, на его вкус.
— Скажи: что может быть нужно такой молодой, красивой девушке, как ты, от такой старой развалины, как я?
— Мистер Сантанджело! Это вы-то развалина? Слава о вас гремит по всему миру!
Интересно, она оскорбится, если он откажется?
— Иди ко мне, — хорошо поставленным голосом стюардессы проговорила Джил. — Давай, снимай штаны.
— Мне шестьдесят девять лет, — пробормотал Джино, желая воздействовать на нее и в то же время сбрасывая два года, потому что невыносимо признаться, что тебе перевалило за семьдесят.
— Мое любимое число! — воскликнула она, возясь с молнией у него на брюках.
У него началась вялая эрекция. Вот уже несколько недель не барахтался в постели с какой-нибудь бабенкой. В семьдесят один год это перестает иметь значение. Не то чтобы он заделался импотентом. Просто теперь, чтобы завести его, требовалось что-то особенное.
— Какой большой! — пропела девушка.
Джино посмотрел на нее сверху вниз. Кого она хочет обмануть? Пенис не достиг и половины длины.
— Хочешь, возьму в рот? — деловито предложила она.
На фиг она ему нужна! Он снова застегнул брюки.
— В чем дело? — встревожилась Джил.
— Просто не хочется.
— А, брось. Дай мне пять минут времени, и ты у меня полезешь на стенку.
— У меня дочь на пять лет старше тебя.
— Ну и что?
— А то, что я не хочу. Этого достаточно?
Девушка никак не могла решить: обидеться или свести все в шутку?
Наконец она юркнула в ванную и меньше чем через минуту появилась в форме стюардессы.
— Мистер Сантанджело, — холодно заявила она, — вы опасный соблазнитель, — и промаршировала к двери.
Джино потянулся за сигарой.
Их много, а он один.
Джино, 1928
Джино исключительно тяжело воспринял известие о замужестве Леоноры.
Просто не мог поверить. Отчаянно сопротивлялся фактам, которые Коста раз за разом обрушивал на него, пока они не возымели действия.
Когда до него дошло, что это все-таки правда, он чуть не потерял рассудок. Коста еще не видел друга в таком состоянии. Джино диким зверем метался по комнате, сыпал проклятиями, стучал о стены кулаками и так отчаянно рыдал, что Коста готов был провалиться сквозь землю.
Может, лучше тихонько уйти? Джино явно не нуждается в нем, даже не замечает его присутствия.
В то же время интуиция подсказывала Косте, что он может понадобиться. Нужно понять Джино: ведь для него это равносильно известию о ее смерти. Да. Лучше бы она умерла. Джино не мог перенести, что Леонора оказалась предательницей. Его Леонора! Лучше бы угодила под трамвай, утонула или скоропостижно скончалась от болезни. Это еще можно было бы понять. Но измена? Уму непостижимо!
Джино потребовался целый час, чтобы начать соображать, на каком он свете. Он чувствовал себя опустошенным, выбитым из седла — как после удара в солнечное сплетение.
Коста скорбно смотрел на него из своего угла. Наконец настала очередь Джино сконфузиться.
— Эй, малыш, — выдавил он из себя, — ты проделал весь этот путь только затем, чтобы сообщить мне об этом?