Хотя Шина очень спешила, она опоздала на работу. Она думала о шляпе, которую заказала мадемуазель Фонтес.
Шина посмотрела на календарь: она работала уже неделю. И даже не заметила этого. Прошла неделя с того момента, как она уехала из посольства. Восемь дней после того, как она в последний раз видела Люсьена. Она услышала, как девушка говорит по телефону:
— Я понимаю, мадемуазель Фонтес желает, чтобы мадам Лоусон сама принесла ей шляпу.
— Она хочет, чтобы шляпу принесла я? — спросила Шина, когда девушка повесила трубку.
— Да, но я должна спросить разрешения у мадам.
Девушка исчезла, и Шина стояла в ожидании, с куском ленты, к которой она подбирала цветы из шелка. Как много узнала она о цветах и оттенках в течение этой недели. Когда Шина приехала в Париж, ей хотелось танцевать на освещенных солнцем улицах, но теперь она была несчастна.
— Мадам разрешила вам отнести шляпу. Но только не задерживайтесь, — прервала ее мысли вернувшаяся девушка. — Мадам отпускает вас на час, так что поторопитесь.
— Хорошо, — сказала Шина. Она привыкла к безоговорочным приказам мадам, когда дело касалось времени.
— Время — деньги, — часто повторяла мадам Габриэлла, если замечала, что девушка отрывалась от работы, чтобы припудрить носик, поправить волосы перед зеркалом или просто немного отдохнуть.
— Быстрее! Быстрее! Быстрее! — бывало, говорила она Шине.
«Быстрее! Быстрее!» — звучало у нее в голове, когда она сбежала вниз с изящной шляпной коробкой в руке и вскочила в автобус, который повез ее к Елисейским Полям. До дома Фифи было ехать пятнадцать минут. Шина взбежала вверх по лестнице с желанием поскорее увидеть Фифи.
Фифи сидела за туалетным столиком, но, увидев Шину, вскочила и протянула ей руки.
— Вы совсем пропали, — упрекнула она Шину. — Как дела? Вам нравится работа?
— Я очень благодарна вам, — сказала Шина. — Я надеялась, что у меня появится возможность увидеть вас и рассказать об этом.
— Но вы давно должны были прийти ко мне!
Шина промолчала. Она не стала говорить, что не хотела злоупотреблять добротой Фифи.
— Ну, рассказывайте скорее, — настаивала Фифи. — Вам, наверное, тяжело?
— Очень тяжело, — улыбнулась Шина. — Но интересно. Я начинаю познавать Париж.
— А где вы живете? Как досадно, что я не спросила об этом раньше.
Шина рассказала ей о семействе Боне.
— Французы так добры, — согласилась Фифи, когда Шина закончила. — Про нас говорят, что мы корыстные и жадные, но на самом деле мы отзывчивы, просто многие настолько бедны, что вынуждены считать каждую копейку.
— Теперь я это понимаю, — сказала Шина. — Но хватит обо мне. Расскажите лучше о себе.
— У меня новая песня, — сказала Фифи, — и очаровательный новый партнер. Вы обязательно должны прийти ко мне на концерт. Мне очень трудно провести вас сейчас — нет свободных мест, но скоро будет легче. Я дам четыре билета для вас и ваших друзей.
— Огромное спасибо, как это мило с вашей стороны, — поблагодарила ее Шина.
— Если вы хотите прийти с молодым человеком, я могу дать вам два билета. — Фифи вопросительно посмотрела на Шину.
— У меня нет молодого человека, — ответила Шина.
— Я не понимаю — почему? — со вздохом спросила Фифи. — В этой одежде вы выглядите лучше меня и могли бы покорить сердце каждого.
— К сожалению, мне пора. — Шина не хотела продолжать разговор, потому что ее сердце принадлежало лишь одному человеку.
— Нет-нет, выпейте кофе, — стала удерживать ее Фифи, — Анастазия сейчас принесет. Не торопитесь. Не бойтесь мадам Габриэллу. Это она должна бояться потерять такую клиентку, как я.
— Вероятно, так, — согласилась Шина. — Но все равно я ее боюсь.
Анастазия принесла кофе, бисквиты, и, разливая кофе, Фифи обронила невзначай:
— Кто-то недавно спрашивал о вас.
Шина вздрогнула от неожиданности:
— Кто спрашивал?
— Какой-то мужчина с очень приятным голосом. Я, конечно, ничего не сказала, но он был очень настойчив.
— Вы точно ничего ему не сказали? — заволновалась Шина.
— Точно, но он мне очень понравился. Благоразумно ли вы поступили, что скрылись от него?
— Очень даже благоразумно. Но вы действительно не сказали…
— Я не сказала ни слова, — прервала Шину Фифи, — я же не настолько глупа, чтобы вмешиваться в вашу личную жизнь. Только мне кажется, вы зря так поступили.