Новый стон, более громкий.
Выпрямившись, он навалился на нее сверху. Она обвила его бедра своими стройными коричнево-кофейными ногами, пытаясь вжаться в него, слиться с ним, раствориться в нем.
В этот момент он чуть было не кончил. Нет, удержался. Разум его постоянно занимал позицию наблюдателя. Осторожного и внимательного. Следящего за действом с интересом постороннего зрителя. Даже в момент оргазма.
Она уже достигла предела наслаждения. Длительный процесс лишил ее последних сил. Он чувствовал, как тело ее постепенно успокаивается, расслабляясь.
Все было закончено. Теперь ему хотелось, чтобы она как можно быстрее ушла домой.
Джино поднялся с постели.
— Эй-эй! Держу пари, что этому тебя в школе не учили.
В голове Кэрри по-прежнему играло шампанское. Она ощущала в себе силы и дотоле неизвестное могущество, и ей было хорошо. Ах, как хорошо. Джино Сантанджело не просто пользовался ею. И сама она не просто пользовалась им. Нет — оба они получали равное наслаждение.
Она лениво потянулась. Впечатление такое, что она родилась заново, что кто-то пришел и выбил из ее тела все долго копившееся напряжение и усталость.
— Машина моя внизу. Когда будешь готова, водитель доставит тебя домой, — просто сказал ей Джино. — Да, и вот тебе небольшой подарок. Купи себе что-нибудь такое.
Он протянул ей сто долларов. Он всегда давал женщинам, ложившимся в его постель, деньги в качестве подарка. В этом у него был пунктик, и ни одна еще не посмела отказаться. Даже гордячки из высших классов совали банкноту в сумочку, чтобы на следующий день забежать к Тиффани или Картье и купить себе на память о ночи с Джино Сантанджело «что-нибудь такое».
— Сукин ты сын! — Кэрри выпрыгнула из постели. — По-твоему, я — проститутка.
— Эй, ну конечно же нет…
— Как ты посмел! Как ты посмел'.
«Сумасшедшая какая-то — путается в своих тряпках и смотрит, как дикая кошка».
— Послушай-ка, если бы я считал тебя проституткой, ты получила бы обычную плату. Я дал тебе эти деньги в подарок.
— Мать твою! Будь я шлюхой, тебе пришлось бы заплатить мне гораздо больше!
Швырнув деньги ему в лицо, она стремительно вышла из комнаты.
В изумлении он покачал головой.
Женщины.
Никогда он не мог их понять.
КЭРРИ. 1938
Не повернув головы к ожидавшему ее в машине водителю, Кэрри зашагала вдоль Парк-авеню. От быстрой ходьбы голова прояснялась. В ушах вновь зазвучало «гуталин» и «шоколадный крем». Она почувствовала, как внутри поднимается дикая, первобытная злоба.
О чем, интересно, она думала, направляясь к столику Джино Сантанджело? Ну кто, кроме проститутки, может подсесть за столик к мужчине и ровно через полчаса оказаться в его постели?
Гуталин. Шлюха. Отвязаться от этих слов было невозможно. А ведь она так старалась начать новую жизнь. И вот пожалуйста — одна ночь — и снова нужно возвращаться туда, в самый низ лестницы. Почему, ну почему Золотце не остановила ее? И вообще зачем ей было отправляться куда-то с ней и ее вшивыми друзьями?
Она прошла пешком кварталов семь, прежде чем поймала такси. Шофер, окинув ее липким взглядом, предупредил:
— В Гарлем я не поеду, ласточка. Она холодно посмотрела на него.
— Я тоже, птенчик.
Это пришлось ему не по вкусу. Всю дорогу до Гринвич-Вилледж он хранил ледяное молчание.
Расплатившись, Кэрри преодолела три лестничных пролета, открыла ключом дверь квартиры. Она прошла в комнату и, пораженная, замерла: на ее кровати спал Фредди. На ее кровати. Она отказывалась верить своим глазам.
— Убирайся отсюда вон! — свистящим шепотом потребовала она, тряся его за плечо.
— Отстань, крошка, — пробубнил он пьяно, сделав слабую попытку открыть глаза. Было совершенно ясно, что ни вылезать из ее постели, ни тем более отправляться восвояси Фредди не собирался.
— Освободишь ты мою кровать или нет? — прошипела Кэрри.
— А почему бы тебе не присоединиться ко мне, а? Я ждал тебя всю ночь, — все так же невнятно бормотал он.
— Чтоб ты сдох!
Фредди схватил ее за запястье.
— Брось, девочка, успокойся, ложись.
— Отпусти меня.
Он оказался на удивление сильным. Без особого труда ему удалось затащить ее в постель.
— Если ты тотчас не прекратишь, я закричу!
— Не стоит этого делать, солнышко мое.
Ладонью он зажал ей рот, не давая крикнуть и одновременно вдавливая ее голову в подушку. Другой рукой Фредди сорвал с нее юбочку и трусики.