81 
— Сможете ли вы простить меня за то, что я бросил вас? — спросил Александр, обращаясь к Ванде.
Его просящая интонация, умоляющее лицо и неотразимое обаяние, неизменно действовавшее на всех окружающих, делали невозможными попытки сопротивляться, и Ванда помимо своего желания почувствовала, как начинает улетучиваться ее неприязнь к русскому государю. Ей уже представлялось невозможным, нереальным, что этот человек только что домогался ее и что спас ее от него только так своевременно начавшийся во дворце пожар.
Прежде чем Ванда успела что-то ответить, у них за спиной, со стороны дворца, раздался страшный треск — рухнула величественная галерея, украшенная статуями работы Антонио Кановы. Наблюдавшая за пожаром толпа дружно ахнула — напряженно всматривающиеся лица зевак, освещенные пламенем, делали их похожими на дикарей-людоедов.
Белый заснеженный сад, покрытые инеем голые ветки деревьев, мраморные фонтаны с замерзшей водой создавали странный, полуреальный антураж, вроде театрального задника, на фоне которого происходило действо — грандиозный пожар.
Дворец полыхал. В еще не охваченных пламенем частях здания сновали слуги, выбрасывая из окон картины и статуи. Избежав гибели в огне, многие из этих шедевров находили ее на земле — разлетались на куски упавшие на каменные плиты двора мраморные скульптуры, пропитывались грязью драгоценные полотна художников.
Несколько пехотных батальонов во главе с самим австрийским императором Францем следили за порядком и пытались сдержать распространение пламени. Но свежий ветер продолжал раздувать огонь, и уже было ясно, что один из богатейших домов в Европе обречен на полную гибель.
Не в силах более видеть эту картину, Ванда повернулась к Ричарду и снова уткнулась в его плечо.
— Графиня устала, сир, — сказал Ричард. — Вы позволите мне отвезти ее домой?
И, еще не договорив, Ричард подхватил Ванду на руки. Освещенные пламенем пожара император и Ричард пристально посмотрели друг другу в глаза. Происхождение, чины, звания — все было забыто, отброшено, остались лишь двое мужчин и разделяющая их женщина.
Лицо Александра пылало гневом, он был возмущен, он был нещадно обижен — его попытка примирения была отвергнута.
На секунду царь почувствовал злость на этого нищего англичанина, которому он помог, которого одарил своей дружбой. Но затем, словно глазами другого человека, посмотрел на себя, заглянул в свою душу. И что он там увидел? Противоречивую, полную контрастов натуру, в которой христианское смирение смешалось с гордостью, чувственность — с духовностью, доброта — с обидчивостью. Сам испугавшись того, что увидел, царь обратился к великому дару, которым, как ему хорошо было известно, он обладал, — к своей уникальной способности находить единственно правильный подход к людям, покорять сердца тех, с кем он вступал в контакт.
Губы царя изогнулись в приветливой улыбке.
— Разумеется, мой дорогой Ричард, — задушевно проговорил он. — Графиню следует увести подальше от этой ужасной разрушительной сцены. В вашем распоряжении мои личные сани, возьмите их, с моего благословения, а когда к графине возвратится способность воспринимать речь, передайте ей мои заверения в самой искренней признательности Небесам за то, что она осталась цела и невредима.
Можно ли устоять перед таким проявлением великодушия? Не обращая внимания на непреднамеренную двусмысленность, прозвучавшую из уст императора, бормоча слова благодарности, Ричард быстро вынес Ванду из сада, сквозь толпу зевак, к саням — впряженные в них встревоженные видом пожара лошади нетерпеливо ожидали своих седоков.
Осторожно уложив Ванду на удобное мягкое сиденье, Ричард сел рядом и позволил слуге накрыть их обоих тяжелым соболиным пологом — Александр привез его с собой из России.
До дома баронессы было недалеко, но ехать пришлось довольно долго — саням приходилось буквально пробираться по улицам, запруженным людьми, спешащими посмотреть на то, как горит знаменитый дворец Разумовского, где еще вчера пировали и веселились толпы гостей. К этому времени новость о пожаре уже разлетелась по всей Вене, и каждому, от самого знатного до самого незначительного горожанина, хотелось своими глазами увидеть, как превращается в прах один из красивейших домов столицы, увидеть зрелище, превосходившее в своей дикой красоте все военные парады, турниры и балы-маскарады последнего времени.
81 
