Особенно,... 
48 
– Никто тебя не бросит, – замотала головой Женя. – Он тебя обожает.
– Любовь? – подняла голову Нонна. – Ты хоть представляешь, какие они разные? Они ж даже поговорить не могут толком. Он же ничего, ничего не понимает про нас.
– Он хочет знать, почему я все время работаю. Что должна ему сказать? – возмущалась Анна. – Что у меня долги еще с прошлого брака невыплаченные за квартиру? Что нас тут, между прочим, шесть человек живет и все хотят кушать. Что адвокат этот… тоже ведь не даром.
– Но адвокат хороший, – вмешалась Женька. – Просто отличный.
– Что ему сказать? Давай, дорогой, звони в свою Ирландию своей маме, которая каждый раз пронзает меня буквально ведьминым взглядом. Скажи ей, что мне нужно двадцать, а лучше тридцать тысяч долларов сейчас и четыре-пять каждый месяц, чтобы ты мог продолжать играть в карты и пить коньяк с друзьями.
– Приводит? – спросила Нонна, нахмурившись.
– Где он только их берет, – подбросила щепок в огонь баба Ниндзя. Хоть бы раз она сказала что-то хорошее, доброе.
– Иногда такое чувство возникает, – пробормотала Анна, утирая слезы, – что в Москве ирландцев больше, чем в самой Ирландии.
– И все они у нас тут сидят, в дудки дуют, – фыркнула баба Ниндзя, домывая посуду. – Вот такая любовь!
– Любовь? – шмыгнула носом Олеся. – Нет ничего более болезненного, чем эта чертова любовь. Видели бы лицо Померанцева, когда он узнал, что мне отказали. Господи, он был так рад, что теперь я почти что ненавижу его.
– Тебе отказали? – вытаращилась Анна. – Это там, где мы эмо тебе делали.
– Да-а! – еще сильнее разрыдалась Олеся. – Господи, такой макияж, такой образ. Никогда и ничего из меня не выйдет. Ань, можно я у тебя переночую?
– Но почему? Ты была… о, ты была незабываема! – возмутилась Анна. – Столько сил.
– Это всегда так – столько сил, столько всего. Сердце бьется. Ох, – Олеся глубоко вдохнула и попыталась унять слезы.
– Пить надо меньше, – бросила баба Ниндзя, но даже в ее голосе слышалась жалость. Страстная преданность сцене за все эти годы принесла Олесе реки слез и горы разочарований.
– Лучше бы я тоже была учительницей, – пьяно размахивала руками она, но надо было признать, что, даже будучи пьяной и расстроенной донельзя, Олеся продолжала играть, держа какой-то образ, эмоцию, надрыв. И жесты рук автоматически повторяли отрепетированные пассы. В принципе хоть сейчас снимай.
– Ты? Учительницей? – расхохоталась Нонна, а Олеся начала было изображать, как бы она вела урок, как строго размахивала бы указкой. Анна расхохоталась, и ее звонкий смех разнесся по дому. И вдруг оборвался. В дверях кухни стоял Матгемейн. Стоял и взволнованно вглядывался в Аннино лицо. Она подскочила и бросилась к нему. Он заграбастал ее своими огромными ручищами, прижал к себе и принялся шептать что-то на ухо, то ли выговаривать свои обиды, то ли, наоборот, оправдываться – кто их поймет. Девочки переглянулись.
– Ну, пожалуй, пойду, – пробормотала Нонна и повернулась к Олесе. – Ты со мной?
– Ага! – кивнула она и поднялась, старательно держась за край стола. Коньяку за прошедший вечер было много, явно больше, чем надо. Зато разочарование и боль уже не так сильно ощущались. Плевать! На всех на них и на их продюсеров, и на их мнения, и вообще – чума на оба «ейных» дома!
– Ну, так начинай идти. – Нонна подцепила Олесю под локоть, обреченно понимая, что тащить эту звезду придется прямо до дома. Благо они жили в одном и том же, только в соседних подъездах.
– Я вас подвезу, – вызвалась Женя. И хотя идти тут было всего ничего, пара кварталов, предложение было принято с огромным энтузиазмом. Шутка ли – пара кварталов для пьяной актрисы на высоких каблуках? И они все как-то удивительно быстро ретировались, растворились в воздухе и исчезли за пределами лестничной клетки. Когда Анна и Матгемейн открыли глаза, все еще не отрывая губ друг от друга, не разрывая поцелуя, они увидели, что в квартире никого не осталось – только разбросанные по столу карты подтверждали, что еще несколько минут назад тут сидели люди.
– Я люблю тебя, – прошептала Анна, улыбаясь и не сводя взгляда с красивого, веснушчатого, необычного лица. – Медведь ты мой.
– Я не могу больше тут каждый вечер без тебя, – прошептал Матгемейн по-английски.
– Я буду стараться, – прошептала Анна, прекрасно зная, что он имеет в виду.
– Дело в деньгах? Сколько нам нужно денег? Я уже договорился в одном клубе… – начал было он, но Анна только помотала головой.
48 
