— Да, что-то такое припоминаю, хотя крайне смутно.
— Неудивительно, про них сейчас мало пишут, — бросил Денис. — Ну что, Ксюша, идем к нашему костру?
Взяв Ксюшину ладошку в свою, Денис повел ее к «Пентагону» и усадил на самое удобное место, даже подстелив дополнительную пенку. Со всех сторон ей улыбались бритые и заросшие щетиной мужские физиономии, а кто-то уже протягивал ей солдатскую кружку с прозрачным содержимым. Она, все еще не придя в себя окончательно от всего происходящего, машинально сделала приличный глоток и тихо ойкнула. Вокруг понимающе переглянулись и протянули зеленый ломтик соленого огурца. Сорока с жадностью набросилась на него.
— Извините, девушка, но дамам здесь предлагают только чистые напитки. Спирт, спирт и еще раз спирт, — произнес бородач, который и дал Сороке ту самую злосчастную кружку.
— Плагиат, — отозвалась Сорока, — хотя на кота Бегемота вы не тянете.
На что бородач, ни на минуту не смутившись, ответил:
— Зато если бы вы видели мой профиль в лунном свете!..
Да, попала так попала. Одна на костре с двумя десятками мужиков, да еще такого вида, что ночью бы их видеть нежелательно, а то еще долго кошмары сниться будут. Хотя у них здесь даже уютно, и морды у них вполне доброжелательные. Вот со спиртом она промахнулась, зато связки разогрела, можно не распеваться. Ну что ж… «Вы хочете песен — их есть у меня». И Сорока взяла в руки гитару, заботливо поданную ей Свояком.
И понеслось-поехало. Сорока уже давно не устраивала вот таких сольных концертов. В последнее время это ей было уже не так интересно, как раньше. Да и гитару в лес она таскала больше из-за того, что всегда находился кто-то, кто обязательно вспоминал, что она поет бардовские песни, и просил сыграть что-нибудь на заказ. Она пела все новые и новые песни и не замечала, как за ее спиной Свояк перемигивается с Денисом и тот показывает в ответ большой палец.
«Зеленые братья» осмелели и потихоньку начали просить Сороку спеть те или иные песни, в основном на военные темы. К своему искреннему удивлению (все-таки репертуар у нее был более чем приличным), Ксения поняла, что практически ничего из заказанного не знает. Тогда она, извинившись, спела им старые афганские песни, которым ее еще в далеком детстве научили ребята со двора, в свою очередь услышав их от своих старших братьев. Как ни странно, но все они прошли на ура: разговоры на костре разом прекратились, а потом Сорока услышала, как ее новые знакомые начали ей подпевать. От афганских песен она перешла к творчеству Розенбаума, потом в ход пошли песни Великой Отечественной, потом бардовские песни о войне. Напевные, искренние, они всегда нравились Ксении, хотя играла она их по своей старой традиции только раз в году, 9 мая, стараясь провести этот день где-нибудь в лесах около Крюкова. Там она остро, всей своей сутью чувствовала боль и радость победы и всегда вспоминала фотографии родных, погибших на полях сражений.
— Лапушка, — обратился к ней бородач после очередной баллады, — мы тебя уже, наверное, замучили. Этим орлам только дай волю, будут заставлять тебя петь без роздыха. Может быть, хочешь выпить или поесть? Только скажи.
— Из выпивки меня интересует лишь чай. Из крепких напитков — крепкий чай. Свой план по алкоголю я сегодня выполнила и перевыполнила. А насчет еды — не знаю. Я на своем костре уже поела и пока что больше не хочу. Хотя вот горло освежить я была бы не против, а то уже першит порядочно.
— Нет проблем! Я, кажется, знаю, что тебе надо!
И бородач, которого все звали Самсонычем, повернулся и что-то сказал молодому парню в бандане, на вид — ровеснику Свояка. Тот быстро нырнул в одну из палаток, долго там разбирался, а потом появился на свет Божий с брезентовой флягой в руках, которую протянул Сороке.
— Пей, тебе понравится!
Сорока, памятуя о злополучном спирте, осторожно сделала глоток. Потом еще. На вкус это больше всего напоминало что-то среднее между яблочным соком и компотом. Отлично, теперь ей есть чем освежить горло, а то от коварного дыма у нее уже порядком саднило во рту. Ксения благодарно улыбнулась Самсонычу и парню в бандане и положила флягу рядом с собой.
Незаметно подкрались сумерки. Сорока уже давно отложила гитару в сторону и вела горячий спор с бородачом и Свояком по поводу того, мешает ли отсутствие слуха обучению игре на музыкальных инструментах. Опустевшую флягу она отдала хозяину и теперь искренне наслаждалась общением с новыми знакомыми. Где-то около восьми вечера она спохватилась, что ничего не сказала Альке, и решила пойти и предупредить его о своем местонахождении. Она встала и попыталась сделать шаг.