Бобби почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Прошло пять лет, как его оторвали от тетушки. Он записывал песни, исполнял и даже сочинял их, но все это время мальчик знал, что обязательно вернется домой. Сегодня этот день настал, а Фанни говорит, что тетушка Берта умерла.
— Мистер Ру сказал бы мне, — заикался Бобби. — Я не верю…
— Так ты называешь меня лгуньей, двоюродный братик?! — взорвалась Фанни.
— Мне никто ничего не говорил, — тупо повторил он.
— Тоже нашел причину, — саркастические замечания так и сыпались из огромного рта Фанни. — Конечно, когда ты — звезда, то такая мелочь, как смерть в семье, тебя не волнует.
К этому моменту таксист, пуэрториканец, жевавший резинку, поставил три чемодана Бобби на ступеньки и начал нервничать: он то приседал, то до хруста сжимал ладошки.
— Вы мне заплатите? — спросил он. — А может, подождать, и мы вместе поужинаем и поиграем в карты?
— Этот парень здесь не останется, — твердо заявила Фанни, указывая на Бобби пальцем. — Отнеси его чемоданы обратно в такси.
Пуэрториканец скорчил недовольную гримасу.
— Эй, мадам, я что, похож на носильщика? Хотите положить чемоданы в машину? Пожалуйста. Давай, мамочка, сделай это сама.
— Не смей называть меня мамочкой, — предупредила Фанни, бросая на него угрожающий взгляд.
— Просто заплатите мне, леди, — устало предложил таксист.
Внезапно Бобби вспомнил о чеке. Шесть тысяч долларов за пять лет тяжелой работы. Он вытащил его из кармана и протянул Фанни.
— Если мне можно вернуться домой, то возьми это.
Фанни увидела чек, проглотила цифру, посмотрела его на свет, словно фальшивую банкноту, и наконец произнесла:
— Заваливай, кузен, я заплачу за такси.
Фанни жила с мужчиной по имени Эрнест Кристал. Это был человек, огромный во всех отношениях: двухметрового роста и весом не меньше трех сотен фунтов. Он был когда-то профессиональным футболистом, а потом занимался чем попало. За спиной Эрнеста осталось три жены и несколько детей. В этот момент он жил с Фанни и ничего не делал.
Стоило Эрнесту взглянуть на шеститысячный чек, который Фанни сунула ему под нос, как его лицо озарилось.
— Женщина, где ты это достала?
— Вернулся «Очаровательный малыш Бобби».
— Матерь Божья! Только не говори мне, что я наконец-то попал в дерьмо.
Фанни с Эрнестом поженились через две недели, и оба стали опекунами Бобби. Во-первых, Эрнест потащил Бобби по всем студиям грамзаписи. Но он припозднился на охоту за деньгами. «Очаровательный малыш Бобби» никому не был нужен. Это был вчерашний день. Толстый юноша с детским лицом и сорванным голосом.
Эрнест, конечно, разозлился и нанял юриста, чтобы узнать, куда девались заработки Бобби за те пять лет, которые он провел с мистером Леоном Ру. Шесть тысяч за такой труд — слишком мало. И Эрнест, конечно, оказался прав. Но мистер Леон Ру заблаговременно позаботился и обеспечил себя всеми документами по поводу заработков Бобби. Все досталось ему. Даже песни, написанные Бобби, принадлежали этому прохвосту.
— Паршивый негодяй! — жаловался Эрнест Фанни. — Какой же тупицей была твоя мать. Она просто отослала парня, и он вернулся ни с чем.
— Он принес шесть тысяч долларов, — ехидно заметила Фанни.
— Мизер, — с отвращением сплюнул Эрнест. — Этот негодяй украл сотни тысяч, которые могли быть моими.
— Нашими, — поправила Фанни и ее двойные подбородки от негодования задрожали.
— Да, нашими, — согласился Эрнест.
Бобби не мог не слышать этих разговоров. Он жил в крошечной комнате рядом с кухней и большую часть дня жевал пироги и конфеты, радуясь, что можно наконец-то полентяйничать. Пять лет, проведенные с мистером Ру, были посвящены только работе. Если не было концертов, то мистер Ру заставлял сочинять музыку. Бобби не мог сосчитать, сколько он сочинил песен. У него не было времени заводить друзей или знакомиться с кем-то. Три раза в неделю приходил учитель, чтобы помочь справиться со школьной программой. В пятнадцать пригласили проститутку. Так он впервые провел ночь с женщиной. Мистер Ру все организовал и все оплатил. Бобби возненавидел свою жизнь и эту женщину. Она была вся покрыта волосами и пахла прокисшим молоком.
Конечно, среди публики было много девушек, они визжали, хихикали, но ни с одной из них Бобби не был знаком. А теперь все миновало. Честно говоря, Бобби было плевать, сможет ли он петь или писать песни. Голос сломался, и песни не получались.