Похоже, он действительно страстно ее желал. Его глаза горели, а сердце бешено колотилось в груди.
— Пустите! — закричала Арлетта.
Но граф и не думал ее отпускать. Арлетта почувствовала себя совершенно беспомощной и снова позвала на помощь.
Тут неожиданно в комнату вбежала Паулина. Услышав топот детских ножек, граф отскочил в сторону.
— Простите, мадемуазель! Я опоздала! Я так сладко спала, и няня не хотела меня будить!
Арлетта едва дышала, сердце выпрыгивало из груди, но она собралась и попыталась ответить как можно ровнее:
— Ты не опоздала… на урок… Погода… хорошая… Мы пойдем с тобой заниматься в сад.
Арлетта знала, что ее голос звучит отрывисто, но Паулина ничего не заметила. Она все время смотрела на графа.
— Я не хочу, чтобы ты, кузен Жак, слушал, как я занимаюсь! Ты все время надо мной смеешься!
— Зато я не смеюсь над мадемуазель Тернер, — ответил граф.
Он не отрывал глаз от Арлетты, и она почувствовала, что он не только не разозлился, но остался доволен.
Вероятно, он был уверен в том, что она в конце концов сдастся и уступит его домогательствам.
Арлетта знала, что ни секунды дольше не вынесет его общества. Она схватила шляпу, взяла Паулину за руку и молча вышла из комнаты.
Она не знала, что теперь делать. Более навязчивого типа, чем граф, она еще не встречала.
— Может быть, рассказать обо всем герцогу? — подумала она. — Нет, он решит, что я сама спровоцировала графа. К тому же он и так относится ко мне с предубеждением, потому что я англичанка.
Оказавшись в саду, среди цветов и прекрасных статуй, Арлетта постепенно пришла в себя и успокоилась.
— Паулина, как называется этот цветок по-английски? А что за птичка сидит вон на том кусте?
Паулина сначала занималась с удовольствием, но она была еще маленькой и ей быстро наскучило.
Она убежала к фонтану и засмотрелась на золотых рыбок, которые резвились в хрустально чистой воде.
Арлетта присела отдохнуть на каменную скамейку. Она залюбовалась картиной, которая излучала красоту и покой: прекрасное дитя, купающееся в лучах солнца, радужные переливы водяных струй, пение птиц и аромат райских цветов.
Прекрасная статуя Афродиты казалась прозрачной и светящейся на фоне восхитительного сада. Арлетта невольно подумала, как чудовищно не соответствовали события в замке этому воплощению любви и красоты.
Залюбовавшись, Арлетта не заметила, как кто-то подошел.
— О чем задумались, мадемуазель? — совсем рядом прозвучал мужской голос.
Арлетта обернулась и с удивлением увидела герцога.
Видимо, он только что вернулся с прогулки верхом: на нем был изящный костюм наездника. Он присел рядом на каменную скамейку.
Арлетта хотела встать, но он жестом ее остановил:
— Нет, не вставайте.
— Раз вы вернулись, монсеньор, я пойду поищу Дэвида.
— Нет смысла, мадемуазель. Дэвид упражняется, преодолевая малый барьер, и с ним один из моих жокеев. Он сейчас не нуждается в вашем внимании.
Герцог говорил в обычной сухой и немного циничной манере. Арлетта почувствовала, что излишне суетится.
Она отвернулась и продолжала смотреть на Паулину, игравшую возле фонтана.
— Мне интересно знать, мадемуазель Тернер, что вы думаете о моем замке?
Арлетта улыбнулась.
— Минуту назад, монсеньор, я подумала, как бы было чудесно, если бы все его обитатели думали только о любви. Чтобы здесь не оставалось места для тревог и злобы.
— Женщин заботит только то, что касается любви, — цинично сказал герцог.
— Я не имею в виду такую любовь! — возмутилась Арлетта. — Я говорю о всеобъемлющей любви. Она везде — в этих цветах и деревьях, в тех маленьких домиках и, конечно, в самом замке. Именно она охраняет всех, кто в нем живет.
— Признаю свою ошибку!
Арлетта уловила в его голосе сарказм.
— Возможно, это некорректно с моей стороны, — продолжала она, — но я хочу сказать вам, монсеньор, что я беспокоюсь за Дэвида и Паулину. Они еще дети, а вы внушаете им неправильные представления о жизни.
Арлетта понимала, что была слишком смелой и откровенной, но иначе герцог так и не узнал бы правду.
Герцог внимательно посмотрел на нее и сказал:
— Даже учитывая то, что вы англичанка, вы слишком необычны для гувернантки.
— Все гувернантки заботятся о своих подопечных. Они не просто дают уроки, но учат детей жизни.