Он взял телефон и протянул ей.
— Бери, — сказал он. — Пока ты не звонишь другому мужчине, все мои минуты — твои.
— Это не совсем мужчина, он — директор, — поведала ему Кэйт.
— Что же, я рад, что у тебя есть хотя бы один принцип[24], — пошутил он, целуя ее вновь, пока она набирала номер Эндрю Кантри. — Когда ты появилась, я в этом не был уверен. — Она состроила гримасу и оттолкнула его. Он лег и принялся играть прядью ее волос.
Когда Вера, секретарша доктора Мак-Кея, ответила, Кэйт почувствовала облегчение. Она спросила доктора Мак-Кея в надежде, что его нет на месте, чтобы просто оставить сообщение.
К сожалению, Вера соединила ее, и Кэйт услышала гнусавый голос директора по ту сторону телефонной трубки.
— Мак-Кей, — представился он. — Да?
— Это Кэйт Джеймсон. Очень сожалею, но я не смогу опять сегодня прийти.
На том конце было тихо. Удивительно, какая сила воздействия заключена в молчании. Ей хотелось заполнить паузу, выпалив извинения, но она сдержала себя.
— Вы все еще нездоровы? — наконец спросил доктор Мак-Кей.
— Нет, — призналась она, — но у меня неотложные дела личного свойства. — Она смотрела на Билли, который из-под простыни выказывал явные признаки возбуждения. — Возникли некоторые обстоятельства. — Тут Билли глянул на нее. Кэйт тянуло улыбнуться, но она ощутила, как молчаливое любопытство доктора Мак-Кея змеей пытается просочиться по телефонному проводу. Кэйт стойко держала паузу. Она видела, как Билли взял кончики ее волос, поднес их к губам и принялся целовать.
— Очень жаль, — пропел доктор Мак-Кей, и Кэйт показалось, что он действительно переживал, хотя ей было невдомек почему.
— Поскольку сегодня укороченный день, я смогу легко наверстать. Большая часть моих отчетов о детях уже готова.
Они обсуждали рабочий график еще некоторое время, и наконец Кэйт с радостью повесила трубку. Она вздохнула с облегчением, а Билли, оскалившись, спросил:
— Играем в хуки? — Она кивнула. — А я поиграл бы во что-то еще, — продолжал он. — И если ты не согласна, опасаюсь, что мне придется позвонить начальнику и доложить о прогуле.
Кэйт засмеялась:
— Я уже давно не школьница.
— Ну, это мы еще посмотрим, — заметил Билли.
Она решила, что можно сойти с ума, если размышлять об этом. Ведь это мужчина, который спал с половиной женщин в Бруклине, включая ее ближайшую подругу. От одной этой мысли тошнило, и она, подобно своим маленьким пациентам, решила ее просто отбросить. Она упаковала эту мысль в воображаемый ящичек, закрыла его накрепко и отставила в сторону. Просто неправдоподобно, чтобы Билли Нолан мог разыгрывать все эти чувства, или он все же мог? Его немалый опыт обнаруживался в полной мере, когда он занимался любовью. Каждое прикосновение, любое движение были удивительны, почти совершенны. Если могло быть еще лучше, то это уже пугало. И так было чего опасаться. Он, казалось, знал заранее, что делать руками, с какой силой и где нажать, куда целовать, когда быть игривым, а когда страстным. Если бы она сравнивала, каким был в постели он и Майкл, чего безуспешно старалась избежать, то Майкл это сандвич, а Билли — праздничный стол на День благодарения.
Они все утро занимались любовью. Потом Билли приготовил завтрак. Он был хорошим поваром. Кэйт тем временем осматривала гостиную.
— Очень приятная комната, — заметила она, доедая бекон.
Билли только смеялся:
— Похоже, ты удивлена.
Кэйт покраснела.
— И давно ты живешь здесь?
— Мой отец переехал сюда, когда заболел. Эмфизема. Он не хотел оставаться один в нашем старом доме после смерти матери. Он больше не мог работать пожарником, и тогда стал работать в баре, и я помог ему превратить это помещение в квартиру.
— Так ты умеешь не только готовить, но и плотничать? — спросила Кэйт, собирая грязные тарелки в раковину.
— Да, — отвечал он. Потом приостановился и отвел взгляд. — Было здорово работать вместе с отцом, но мы едва успели обустроить квартиру, как он умер.
— От эмфиземы? — спросила Кэйт.
Билли кивнул, и его лицо исказилось.
— Да, от осложнений. Страшная смерть. И страшно было смотреть.
— Мне очень жаль.
Билли пожал плечами и принялся скрести тарелки.
— Нельзя быть пожарником и притом курить, — заметил он.
— Мой отец был полицейским и пил, и это тоже плохо, — призналась Кэйт.