308 
Я же, пользуясь случаем, сразу снимаю с себя ответственность за корректный перевод названия этой книги. В оригинале оно весьма многозначно, и предложенный мной вариант Черта прикрытия лишь приблизительно передает исходный смысл: Surface здесь означает как физическую поверхность некоторого объекта, например, космического тела, отданного на растерзание наносборщикам миниатюрных процессоров виртуального мира, так и саму текстуру отрисовки виртуальных объектов в 3D, сетку оцифровки человеческого разума или — в переносном смысле — поверхностный, небрежный подход к тем или иным задачам. Detail может трактоваться и как деталь какого-нибудь хитрого многоярусного плана с множеством интриг, и как фрагмент рисунка или татуировки, и даже как военный наряд.
В романе отсутствуют согласованные указания на время действия, не в последнюю очередь потому, что происходят события книги по большей части в симулированных средах, слабо связанных с базовой реальностью Культуры, но, возможно, это часть какого-то авторского замысла. Есть три варианта: 2770 (если опираться на сведения из инструкции, данной кораблем Квиетуса своей сотруднице), 2870 (если исходить из внутреннего монолога самой девушки) и 2970 г. (если верить интервью Бэнкса Wired).
Культура постепенно втягивается в смутное время, когда угроза самому ее существованию, пожалуй, достигает, а то и превосходит уровень опасности времен Идиранского конфликта. Несколько цивилизаций участвуют в своеобразном ристалище за право контроля над виртуальными мирами мёртвых, прозванном «Войной в Небесах». В среде этих клиентов (Бэнкс, как и в случае с Алгебраистом, едко пародирует бриновскую сагу о Возвышении, чем-то ему этот автор явно насолил; кстати, есть в романе и Галактический Протекторат, и его Высший Совет, и система передачи знаний от высокоразвитых цивилизаций более примитивным...) существует глубоко законспирированная фракция заговорщиков, науськиваемых Вовлеченной цивилизацией Высшего уровня — Науптрианской Реликварией — и поддерживаемых компьютерным магнатом с планеты Сичульт Джойлером Вепперсом, чья цель — дождаться, когда отчаявшиеся противники выведут распрю из виртуального мира в реальный, и, свалив вину за это на Культуру, стравить её с цивилизациями примерно равного уровня.
Такое поведение резко противоречило бы исходной установке Культуры на невмешательство в структуру личности разумных существ, в том числе и оцифрованных в посмертии душ. Однако враги Культуры небезосновательно рассчитывают, что в сумятице межзвездного конфликта никто не станет вдаваться в эти тонкие детали, ведь челгрианский кризис (см. Взгляд с наветренной стороны, к которому здесь имеются прямые отсылки стилистического и технологического рода) уже показал, что Культура в целом и ОО в частности в некоторых случаях способны весьма гибко трактовать собственные законы.
Поскольку, как ранее сказано, события романа отделены достаточно обширным временным промежутком от остальных книг цикла, здесь появляются некоторые новые организации, инопланетные расы и загадки мироздания, например, целых три новых спецслужбы Культуры, которые отпочковались от непомерно разбухшего Контакта.
Язык исключительно богат и сочен, разве что чрезмерно, как на мой вкус, сдобрен матом. Но этому тоже можно найти объяснение: «хорошие девочки» в Ад не попадут...
Если вы читали Эксцессию — помните, как обошелся корабль Серая Зона с комендантом концентрационного лагеря?
— Мое имя на вашем языке значит Серая Зона. И право «залезать вам в голову», как вы изволили выразиться, мне дает то же самое, что и вам давало поступать так с теми, кого вы убили — сила. Превосходящая сила. Значительно превосходящая вашу — в моем случае. Однако меня отзывают, и сейчас я должен оставить вас. Но я вернусь через несколько месяцев, и тогда мы продолжим наше расследование. У нас достаточно времени, чтобы выстроить обвинение, следствие и защиту.
И он снова попал в свой сон.
Он провалился сквозь кровать, ледяное белое покрывало разошлось под ним, пропуская в бездонный резервуар, наполненный кровью: он падал сквозь кровь к свету, где его ждали пустыня и железная дорога, протянувшаяся через пески. Он упал в одну из вагонеток, и лежал там со сломанной ногой в окружении гниющей плоти, стиснутый со всех сторон телами, облепленный испражнениями, в черных язвах, среди жужжания мух, терзаемый лихорадкой и жаждой, не оставлявшими его ни на минуту. Он умер в вагоне для скота после агонии, казавшейся ему бесконечной. Затем наступил период коротких вспышек сознания, когда он мог видеть свою комнату в санатории. Даже в состоянии шока у него хватало наблюдательности и сил заметить, что время странным образом растягивается. Ему казалось, что в этом бреду прошел целый день, но, пока он часами погружался в свой мучительный сон, в комнате ничего не изменилось.
308 
