Бум восьмидесятых заложил основу всеобщего банкротства девяностых. Джулиану пришлось понизить цены на работы многих выставляющихся у него художников. Выставки мало кто посещал.
При мысли о делах Джулиан недовольно поморщился.
Он думал, что его размах, громкое имя и стаж в этом бизнесе позволят более или менее спокойно пережить сложившуюся ситуацию, но не тут-то было. В «Нью-Йорк таймс мэгэзин» сразу же появилась разгромная статья. Рихтер, оказывается, служил «ярким примером того, в каком упадочном состоянии находится сейчас рынок». Более того, следующие несколько абзацев были посвящены исключительным достоинствам Скай и непреходящей популярности Изабель де Луна, которую называли единственным художником современности, чьи работы, несмотря на кризис, не падали в цене. Джулиан пришел в ярость, прочитав эти строки.
И вот теперь Изабель прислала ему приглашение в Испанию на прием и пухлый конверт с письмом на многих страницах, в котором просила его войти в совет директоров-учредителей фонда.
Посланец, который ждал ответа, сообщил, что мистер Медина предлагает ему воспользоваться своим личным самолетом. Такая щедрость только усилила подозрительность Джулиана. Дружеское расположение, которое так стремился выказать Медина, никак не вязалось с тем фактом, что он уже давно перестал покупать у него картины, и более того, продал несколько полотен из своей коллекции галерее Скай, нарушив тем самым негласное правило, предписывающее возвращать картины прежнему владельцу.
Наверняка за этим приглашением что-то кроется. Изабель де Луна в Рихтере не нуждалась, а Филипп Медина вряд ли приглашал его прокатиться на своем водном велосипеде. Джулиана одолевали тревожные мысли, но после долгих колебаний он все же согласился, решив, что уж лучше прямо взглянуть в лицо опасности, чем дожидаться удара в спину.
И потом, ведь платить за билет на самолет не надо.
— Почему она прислала мне приглашение? Ведь она меня ненавидит, — заявил Пако в тревоге.
— Может быть, таким образом она хочет помириться.
— Полагаешь, спустя столько лет она все же убедилась, что это не я убил ее мать? — с недоверием переспросил он.
— Надеюсь, — тихо отозвался Хавьер. — Мы с Эстрельей использовали любую возможность, чтобы убедить Изабель в том, что в тот вечер ты был с нами.
— Но она никогда не верила вам! Что же случилось?
— А почему бы тебе самому не задать ей этот вопрос?
Пако рассчитывал заручиться поддержкой Хавьера, а потому спросил:
— А вы с Эстрельей там будете?
— Да. Изабель нас пригласила, и мы готовы заключить мир, который она предлагает.
Пако надолго замолчал. Мурильо не торопил его с ответом, предоставляя возможность тщательно все взвесить.
— Я поеду, но Анну с собой не возьму.
— Напрасно, — отозвался Хавьер, которому нравилась жена Пако. Она была привлекательна и остроумна, прекрасная собеседница за столом. — А почему?
— Потому что я не знаю, чем все это обернется, — ответил Барба. — А тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что кое-что ей лучше вовсе не знать.
День у Энтони сложился на редкость удачно. Персонажи «Истинных цветов» обрели плоть и кровь. «Гартвик-хаус» выпутался из долговой сети. Он лично подписал три контракта с авторами, произведения которых поспособствуют начавшемуся подъему издательства. Кроме того, этим вечером ему предстояло свидание с соблазнительной юной дамой. Он улыбнулся в предвкушении приятного вечера, но тут в его кабинет ворвалась Нина с приглашением от Изабель.
Она болтала о том, что надо заказать билеты на самолет и номер в отеле, о том, что неплохо бы заехать на Ривьеру, познакомиться с его родителями. Внезапно встав из-за стола, Энтони жестом попросил ее замолчать.
— Я с тобой не поеду, — заявил он и опустил голову, призывая на помощь всю свою выдержку. Когда он снова взглянул на Нину, ее глаза словно остекленели. — И я не могу жениться на тебе, — выдохнул он.
Нина едва не лишилась чувств.
— Почему?
— Для меня этот брак стал бы непростительной ошибкой.
— Нет. Это моя ошибка, а не твоя, — ответила она. — Мне следовало догадаться раньше. Просто я хотела быть счастливой, а тебе нужно было поправить дела. Я отдала тебе «Истинные цвета», а ты отплатил мне дерьмом.
— Это не так, — попытался оправдаться Энтони, но слова звучали неубедительно.