Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
38 
– Поспешим! – Счастливо улыбнувшись, она вытерла покрасневший носик и, сияя дивным разрезом, вприпрыжку кинулась мне помогать. – Только я не знаю, как снять заклятие иллюзий.
– Несложно, мужской организм устроен чрезвычайно просто.
– А-а… – покраснев, поняла она. – Их всех надо бить вот так?
– Чуть резче… вот, вот! И колено, колено повыше… – едва не теряя голову при столь обворожительных красотах, посоветовал я. Эх, видел бы друг-Пушкин! А то воспевает вечно какие-то щиколотки, ступни, краешки туфелек… Тут таки-и-е панорамы!
В общем, всех моих ребят мы успешно спасли от неотвратимого позору. Через невыносимую боль, причинённую в самое ранимое мужское место, но тем не менее…
Ротмистр Чеченский, как самый горячий кавказский мужчина, пришёл в себя уже в одних подштанниках. Макаров, Бедряга и Бекетов находились в разноимённой степени раздетости. По выслушивании рассказа нашего Бедряга сорвался и набил морды обоим тамбурмажорам (благо злодеи были связаны!), а Чеченский плакал в углу, тихо обещая «всэх зарэзать»…
В усадьбе пришлось оставить наряд из пяти доброконных казаков. Изменника Тихуновича под конвоем отправили в Юхнов, где его сурово судили. Он использовал неизвестный науке химический состав, якобы выданный французами и дающий столь непривычные галлюцинации. Впрочем, впоследствии ходили слухи, что злодей успешно бежал с Нерченской каторги.
Красавице Лизаньке, по рапорту моему, была высочайше дарована «Аннушка» первой степени. Имением в Спасском она управляла железной рукой и к тому времени, когда война решительно закончилась, вышла замуж за судейского чина. Однако же в моей ташке долгие годы хранился её миниатюрный портрет, а воспоминания о том, как завершилась та мистическая ночь, навеки останутся волшебственной тайной двух сердец…
* * *
Десятого и одиннадцатого октября мы продолжали ходить по правой стороне Вязьмы, между Фёдоровским и Теплухой. Под вечер заметили небольшой обоз, идущий от Гжати. Прикрытие показалось слабым, посему ожидаемого сопротивления не оказало. В короткое время были взяты нами семьдесят фур, двести двадцать пять рядовых и шесть офицеров. Вот будет назавтра сюрприз Храповицкому в Юхнове…
Он возвратился три дня спустя, потрёпанный и злой как собака. Привёз ворох писем и корзину посылочек от тамошних дам-с, а кроме того, сведения о неком генерале Эверсе, коий тоже выступил в «охоту на гусара». К тому же, если память не изменяет, именно он и назвал меня «дьябльо ле нуар»! Как огорчилась бы моя маменька, узнай, что её старшего сыночка обзывают «чёрным дьяволом». Причём абсолютно незаслуженно! Чёрными у меня были лишь бурка, шапка, конь, сапоги, чекмень, штаны, усы, волосы и брови, а вот глаза, к примеру, очень даже карие…
С Храповицким продолжался тот же смех: родной дядюшка на порог его не пустил, заявляя, что-де партизанам место в лесу под кустиком. Вернуться в регулярную армию он не мог – без рекомендации с последнего места службы (то есть без моего рапорта!) даже в обозные нипочём не возьмут. В самом Юхнове на представителей отряда Дениса Давыдова смотрят косо, разве что на улице прилюдно не срамят. Коренного населения у них там теперь почти и нет, едва ли не три четверти уезда говорит исключительно по-французски. А тут ещё и мы добавляем с похвальной регулярностью, скоро не то что уличные мальчишки, а и столетние бабульки на паперти начнут изъясняться языком Лафонтена и Парни!
Так что все пути возвращения в цивилизованную среду были для нас перекрыты, хотя партизанить зимой – штука безрадостная: медведи берлоги категорически не уступают, и даже белки не пускают переночевать в тепле…
Но что за радость для патриота лежать на печи, треская пироги, когда французы, не выдержа морозу и напора нашего, наперегонки чешут в свой пустынный Париж? Верно сказано, что бегущему неприятелю подобает устилать путь коврами и розами! Мы это примерно и делали, но по-нашему, по-российски… Например, заливали водой лесные тропинки, дабы наутро их схватил лёд, а потом открыто хохотали, глядя, как французы на них поскальзываются…
Но, будучи по природе человеком честным, не могу не признать за бонапартистами и некоторых успехов. Увы, были в моей одиссее прискорбные случаи разбития врагом некоторых неосторожных частей моих. То моя вина и мой грех! Рассказываю по порядку…
Четырнадцатого, успешно празднуя (ещё со вчера!) приветы и награждения, слишком рано вздумали мы отдыхать на недозрелых лаврах. И вот, на переходе в село Лосмино, едва-едва уселись мы у костерков и откупорили фляги, как появляется из-за лесу неприятельский авангард, занимает позицию и беспардоннейше лупит по нам из всех орудий! С одной стороны, мы ж ещё и не пообедали – какая, на фиг, война?! С другой стороны, первое же ядро залетело в котёл с кашей, мы сидим перемазанные как чушки, и аппетит уже не тот-с!
38 
