Луи оттолкнул его. Тевенен потер щеки и сделал несколько глотков из бутылки.
– Ну а ты? – спросил он. – Сам-то ты что за птица? Чего пристал ко мне? Как твоя фамилия?
– Нерваль. Слышал о таком?
– Не слышал. Ты легавый? Нет. Не легавый, ты хуже.
– Я поэт.
– Черт, – сказал Тевенен, со стуком ставя бутылку на землю. – Я себе не так поэтов представлял. Ты мне голову морочишь?
– Нет, вот послушай.
Луи вытащил книгу из заднего кармана брюк и прочел первое четверостишие поэмы.
– Невеселые стишки-то, – сказал Секатор, почесывая руки.
Луи снова взял его за подбородок и очень медленно притянул его лицо к своему.
– Ну? – спросил он, вглядываясь в мутные красные глаза. – Ничего не напоминает?
– Ты псих, – пробормотал Тевенен, закрывая глаза.
Глава 25
Луи остановил машину неподалеку от улицы Шаль и несколько минут сидел за рулем, не шевелясь. Секатор ускользал от него, не было никакой возможности его прихватить. Если надавить посильнее, он испугается и побежит в полицию. Не успеешь глазом моргнуть, как Клемана сцапают.
Кто-то стукнул по крыше машины. Через опущенное стекло на него глядел Марк.
– Ты чего там сидишь? Свариться решил?
Луи отер пот со лба и открыл дверь:
– И правда, чего я тут сижу? Жара просто невыносимая.
Марк покачал головой. Иногда Луи вел себя очень странно. Он взял его за руку и повел к дому по теневой стороне улицы.
– Ты виделся с Люсьеном?
– Да. С ним можно поладить.
– Иногда, – согласился Марк. – Ну и как?
– А так, что я теперь сижу на его Нервале, – невозмутимо ответил Луи, хлопая себя по заднему карману.
Приятели прохаживались по улице Шаль, и Луи рассказал Марку, почему он «сидит на Нервале». Потом они вошли в дом, где в столовой все так же при закрытых ставнях Вандузлер-старший караулил Клемана Воке. Здесь же была Марта. Они с Клеманом играли в карты.
– Тебя никто не видел? – спросил Луи, целуя Марту в лоб. – Ты хорошо смотрела?
– Не волнуйся. – Марта улыбнулась. – Знаешь, я рада тебя видеть.
– Рано радоваться, старушка. Мы все еще по уши в дерьме. И я не знаю, как долго мы так протянем.
Он махнул рукой в сторону закрытых ставень и Клемана, потом сел на скамью и провел рукой по своим черным, слипшимся от пота волосам. Марк протянул ему пиво, и Луи молча кивнул в знак благодарности.
– Ты волнуешься из-за того, что случилось ночью? – спросила Марта.
– И из-за этого тоже. Тебе рассказали, что он вчера выходил, благодаря материнской заботе Люсьена?
Марта не ответила, она тасовала карты.
– Уступи мне его ненадолго, – сказал Луи, указав на Клемана. – Не бойся, я не буду ему мозги загружать.
– Точно?
– Пока что у нас самих от него голова пухнет.
Луи взял Клемана за руку, чтобы привлечь его внимание, и заметил у него на запястье новые часы.
– Что это у тебя? – спросил он.
– Это часы, – ответил Клеман.
– Я имею в виду, откуда они у тебя?
– Это тот парень мне их дал, который громко кричит.
– Люсьен?
– Да. Это чтобы я вернулся вовремя.
– Ты вчера ходил гулять?
Клеман, как и накануне, без труда выдержал взгляд Луи:
– Он велел мне погулять два часа, что касается меня. Я себя на улице осторожно вел.
– Ты знаешь, что случилось ночью?
– Девушка, – ответил Клеман. – А там был папоротник в горшке? – вдруг спросил он.
– Нет, не было. А должен был быть? Ты ей отнес?
– Нет, меня же никто не просил.
– Очень хорошо. А что же ты делал?
– В кино ходил.
– Так поздно?
Клеман поерзал на стуле.
– Кино с голыми девушками, которое всю ночь показывают, – ответил он, теребя браслет своих новых часов.
Луи вздохнул, уронив руки на стол.
– А что? – шумно вмешалась Марта. – Не нравится тебе? Парню нужны развлечения. Мужчина он или нет?
– Ладно, ладно, Марта, – отозвался Луи немного устало. – Я ухожу, – сказал он, повернувшись к Марку, который раскладывал гладильную доску. – Пойду в полицию.
Луи молча поцеловал Марту, потрепал ее по Щеке и вышел с пивом в руке. Марк немного поколебался, потом поставил утюг и вышел следом. Он догнал Луи у машины и, наклонившись к окну, сказал:
– Тебя вызвали в полицию? В чем дело?
– Да ни в чем. Все то же чертово расследование. Мы уже по уши увязли, и я не знаю, как выбраться. Не знаю, что делать, – добавил он, пристегивая ремень. – Марта ждет, ты ждешь, четвертая женщина ждет, все ждут, а я не знаю, что делать.