– Да? – У Рейда появилось предчувствие успеха.
– Видите ли, доктор Чэндлер назвала Наталью юной и беззащитной. А Наталье Сремач было уже больше тридцати, когда она прибыла в Великобританию. Сейчас ей должно быть за тридцать пять.
– Вы уверены в этом? – уточнил Рейд.
– Конечно же, уверена! – В голосе женщины послышались властные нотки. – Я с ней работала. Я писала ей рекомендацию, когда ее направили в Ливерпуль работать переводчиком. Я прекрасно знаю Наталью Сремач.
– Это действительно полезно для нас, мадам, – сказал Рейд. – У вас есть ее фотография?
– Конечно, но… – В голосе прозвучало сомнение. – Я не знаю, как далеко сейчас упрятаны наши архивы…
Рейд заволновался.
– … но я думаю, что смогу переснять фото с опросного листа, с которым прибыла Наталья. – Мисс Ярроп наконец созрела для сотрудничества с полицией. – Вас это устроит?
Он задержал дыхание:
– Может, пришлете нам копию по факсу?
– Я могу отсканировать фотографию и прислать по электронной почте, согласны?
Детектив Рейд простоял над компьютером минут пятнадцать, ожидая почты. Результат оказался ошеломляющим. Женщина, которую знали как Наталью Сремач, ничем не напоминала женщину на снимке, с которой в девяностые годы работала мисс Ярроп.
Солиситора доставили два офицера, детективы Дэвис и Маккей. Дэвис был постарше и имел измученный вид человека, разочаровавшегося в жизни. Маккею еще не было тридцати. При своих пяти футах семи дюймах в былые, более строгие времена, он не прошел бы в полицию по росту.
Фостер представился. У Маккея было крепкое рукопожатие, и смотрел он прямо в глаза. Он был коренаст, но лишний вес, который он таскал, целиком составляли мускулы, и Фостер не сомневался, что этот человек в случае необходимости справился бы с целой толпой.
Они расписались за доставку Капстика, и того повели в камеру.
– Кофе? – шепотом предложил детективам Фостер.
– Я собираюсь в гостиницу, – обернулся к напарнику Дэвис. – Не знаю как ты, а я чертовски измотан.
– Двигай, – сказал ему Маккей. – Формальности я улажу.
Они прошли в столовую, где Маккей взял в автомате сандвич с говядиной, после чего Фостер предложил ему пройти в помещение отдела.
– Там мы можем попить настоящего кофе. В этих автоматах сущее пойло.
Маккей улыбнулся.
Фостер налил ему кофе, и они сели за свободный стол. Хотя было уже поздно, здесь еще находился народ: вечерняя смена да два-три офицера, стремящихся произвести впечатление на начальство.
– Что расскажешь? – спросил Фостер. Ему еще больно было разговаривать, и он, сглотнув, слегка передернулся.
Маккей посмотрел на синяки на его шее, потом снова на лицо, но промолчал. Он сделал большой глоток:
– Он ведет себя очень осмотрительно, так что не ждите многого от профессионального солиситора, ты понял? – Маккей слегка картавил, но Фостер не назвал бы этот ходячий танк неотесанной деревенщиной. Маккей был очень коротко пострижен и носил в ухе серьгу-гвоздик. – Я наводил справки в одной из благотворительных организаций – неофициально. С мистером Капстиком не очень любят работать, считают его слегка двинутым.
– Это почему же? – спросил Фостер.
– Затягивает сроки, ничего не делает вовремя. Они уже устали ему выговаривать.
Фостер поднял брови.
– Я полагаю, у тебя имеется собственное мнение, – сказал Маккей.
– Мы получили информацию, что кто-то из ваших краев продает документы о предоставлении вида на жительство.
Маккей присвистнул:
– Это связано с вашими убийствами?
– Может быть.
Маккей теребил мочку уха с серьгой:
– У нас в этом бизнесе задействованы этнические преступные группировки. Китайцы сговариваются с китайцами, косовары берут восточных европейцев, в основном женщин для секс-торговли, мужчин реже.
– На данный момент установлены личности только афганской девушки, иранца и литовца, – сказал Фостер. Он не назвал Араша Такваи, поскольку не было точно известно, был ли он убит и связан ли с этим расследованием.
– Да, интернационал, – заметил Маккей. – Это не моя территория, но мне кажется, я мог бы помочь.
– Ты, должно быть, хочешь упомянуть Лекса Джордана, а вдруг это всколыхнет воспоминания, – предположил Фостер. – Но нам бы не хотелось, чтобы он запаниковал и замолчал как рыба.
– Не переживай. Я осторожно.
Допрос солиситора начался в одиннадцать двадцать вечера. Слегка взволнованная Харт прибыла чуть позже, как раз ко времени, когда Фостер провел официальное представление и идентификацию голосов на пленке.