120 
– Люди отличаются тем, что чаще исчезают, чем торчат дома, – сказал Капстик.
Харт доверительно поделилась:
– Мы знаем. Мы же детективы.
– Но непонятно, почему их документы оказываются у других беженцев, – вступил Фостер.
– Домыслы. – Лицо Капстика покраснело, он вспотел, но голос был невозмутимым – он будет отлично звучать в записи.
– У нас есть фотография настоящей мисс Сремач, – сказал Фостер, – и надежный свидетель. У нас в базе имеется образец ДНК мистера Махмуда. Полагаю, мы разыщем человека с его документами и попросим сдать анализы. Как вы считаете, мы получим соответствие?
Глаза Капстика перебегали с Фостера на Харт. Вдруг он резко повернулся и начал шептаться с адвокатом.
– Мистер Капстик консультируется со своим адвокатом, – сказал в микрофон Фостер, стремясь помешать им. Это сработало.
Капстик оглянулся на него, адвокат потребовал объявить перерыв, и допрос был отложен до четверти первого ночи.
– Когда ты успела откопать, что Капстик был солиситором Натальи? – спросил Фостер.
– Рейд сообщил как раз перед допросом. Я пыталась тебя поймать, но…
– Не извиняйся. Стоило только посмотреть на его лицо. Я бы тебя расцеловал, да боюсь, что ты мне добавишь синяков.
Она засмеялась:
– Может, да, а может, и нет.
Глава 43
Ночью поток машин иссякает, и все звуки и запахи, которые днем скрадывались шумом и выхлопными газами, с наступлением темноты становятся резче. Цвета переходят в серый и черный, а крики парней в пивной становятся громче, поскольку у ночного воздуха особые свойства. Джордан любил слушать эхо шагов по холодной мостовой, шум дождевой воды – звуки потаенные и загадочные.
Он разглядывал девушек, ярких и хрупких, как бабочки, дрожащих от холода в очередях в ночные клубы. Когда он был ребенком, мама ему говорила, что утонченные ароматы хранятся в склянках с изображением цветов, но так же пахли эти девушки в дорогих шмотках, запах тянулся за ними как тонкий шлейф тумана зимней ночью. Такими вечерами, как этот, после дождя, когда воздух чист и прозрачен, он мог оставить машину дома и пройтись пешком – с обходом, чтобы его девочки не расслаблялись. Вот будет им сюрприз, ведь они ожидают его на «мерсе»! Ему нравилось видеть перепуганные лица, расширенные от страха глаза, паническую попытку изобразить рвение. Он застукал двух, бездельничающих в портале, – они курили одну сигарету на двоих. Сначала с удовольствием посмотрел на спектакль «Ой-Блин-Он-Здесь!» Затем сам устроил маленькое шоу: рванул им с плеч пальто и спустил их вниз по ступеням сверкать сиськами перед автомобилистами.
Он разделил сладкую парочку, переставив одну к пабу на углу Пилгрим-стрит и Маунт-стрит. Как раз начиналось время вышибал, очень подходящее для девочек, – подбирать выставленных из пабов плохо стоящих на ногах «путешественников». Перед тем как уйти, он напомнил ей о том, что она обязана работать, а не растрачивать удобное секс-время. Не слишком сильно – так, чуть-чуть. У него были строгие правила, и девочки знали, что лучше им следовать, чем потом замазывать синяки.
На Хаскиссон-стрит он увидел Лею, влезающую в «даймлер». Та нервно улыбнулась ему, будто говоря: «Видишь, Лекс, я стараюсь». Он поговорит с ней отдельно. Потому что все, о чем она думает, – это как засадить следующую дозу крэка. Чтобы работалось, достаточно таблетки экстази. Можно даже немного травы, чтобы успокоиться после тяжких трудов. Но никакого героина-кокаина! Игла оставляет уродливые следы, а кокаин так хреново бьет, что барышня теряет остатки самоуважения. Для девицы на крэке одна дорога – вниз. Хуже того, это уменьшает его прибыль!
Англиканский собор возвышался впереди, подсвеченный розоватыми прожекторами рампы, создавая сценический задник для девочек, выстроившихся напоказ у перил ограждения на противоположной стороне улицы. Некоторые из них работали на него, другие были, так сказать, свободные художницы. Он пересчитал своих девиц: четыре, и все на посту. Этих уже оповестили. Видимо, кто-то из проституток позвонил по мобильнику – печальная сторона технической революции.
Кустарник с другой стороны ограждения был в прошлом году вырублен. Сейчас там только бетонный уступ в три фута шириной, круто обрывающийся вниз к кладбищу и саду. Ветер дул порывами, облака то закрывали, то открывали луну. Внизу, в темноте садов, он слышал трескотню скворцов, устраивающихся на ночлег на деревьях.
120 
