Его священник когда-то говорил, что все люди равны пред лицом Господа. Но это же не Бог установил такие правила, а люди. И равноправие можно купить или договориться с теми, кто одарит тебя им. У него же нет ни денег, ни связей. Зато он знает кое-какие имена и уверен, что полиции это будет интересно. Это будет рискованно, но разве он не рисковал, когда ехал сюда?
В этот раз он не станет играть по правилам. Если он выложит имеющуюся у него информацию, то будет представлять важность для британского правительства. Может, тогда и ему обеспечат то, что, как он слышал, называется «охрана свидетелей», которую обеспечивают людям, давшим свидетельские показания против опасных преступников. И в конечном итоге им придется оставить его здесь до окончания судебного процесса. А суд обязательно будет. То, что ему известно, свалит очень многих.
Он включил радио, чтобы заглушить телефонные переговоры, убедился, что дверь заперта, прежде чем достать клочок бумаги с номером, записанным им с экрана теленовостей.
Сначала он набрал один – четыре – один: не хотел, чтобы вычислили номер его мобильного телефона. Он не хотел даже, чтобы с ним могли связаться до тех пор, пока не будет четкой договоренности.
– У меня есть информация об убийствах, – выпалил он. – Я знаю, почему убили этих людей.
Ему ответили не сразу, и Якубас уже почувствовал ледяной озноб – он ошибся номером?
– Вы говорите о тех людях, что сгорели во время пожара? – наконец спросил полицейский.
– Пожар… убитая девушка… обо всех.
– Назовите ваше имя и контактный телефон, – попросил тот.
– Нет. Не раньше, чем мы согласуем условия.
Опять долгая пауза, затем мужчина произнес:
– За информацию никакого вознаграждения не выплачивается, сэр.
– Мне не нужны деньги. Мне нужен статус.
– Что?…
– Статус беженца. Мне нужен вид на жительство, – пояснил Якубас.
Полицейский был в нерешительности:
– Послушайте, сэр, я не уполномочен…
– Вы что, не хотите знать, кто убил всех этих людей?
– Я только сообщаю вам, что обязан доложить по команде. Скажите номер, мы вам перезвоним.
– Дураком меня считаете?! – выкрикнул Якубас. Он подвергает свою жизнь смертельной опасности, а этот пентюх занимается глупыми полицейскими играми. – Я перезвоню. Через час. И лучше вам принять мои условия, или не получите никакой информации.
Он нажал «отбой» и сунул мобильник в карман. Козлы!
В течение получаса он мерил комнату шагами. Затем услышал шаги на лестнице. Тяжелые, торопливые. Он застыл посреди комнаты, окоченев от страха, его сердце колотилось тем быстрее, чем ближе становился звук шагов. Вот преодолен последний пролет лестницы. Он застонал. Он слишком много болтал на занятиях. Слишком громко.
– Я знаю правила! – завопил он. – И знаю тех, кто их нарушает!
О Господи! Господи! Люди узнали – так или иначе, они всегда все узнают. Как-то сразу все узнают, кто может помочь купить новое удостоверение или кому отказали в предоставлении убежища. А если ты угрожал тем, кто оказывает незаконные услуги, даже просто болтал о них по простоте душевной, то и об этом рано или поздно узнают: этот знает еще одного, который скажет другому, а тот доложит третьему. И ты уже в беде.
А теперь они за дверью, и привела их сюда его собственная глупость. Они колотят кулаками так, что трещит дверная коробка и трясутся гипсокартонные стены, грозя развалиться.
– Заткнись, твою мать! – услышал Якубас из-за двери.
Его глаза расширились от ужаса, затем он обеими ладонями зажал рот, чтобы заглушить истерическое хихиканье. Это был всего лишь иракец из комнаты под ним.
– Ты дашь человеку поспать?!
Якубас медленно опустил руки.
– Извините, – заговорил он, борясь с начинающейся истерикой. – Извините, я больше не буду топать.
Он даже слышал, как иракец топчется за дверью, подумывая, не высадить ли ее к чертовой матери. Потом открылась чья-то дверь и послышался разговор. Его сосед снизу перебросился несколькими словами со своим земляком, затем шарахнул по двери в последний раз.
– Русский придурок! – прорычал он.
Только когда он услышал, что шаги удалились и хлопнула дверь комнаты под ним, Якубас выключил свет и сел у окна на неудобный стул с прямой спинкой. Он стал смотреть на движение транспорта внизу. Проехало несколько легковушек, процокали копыта лошади, запряженной в экипаж, раз или два – полицейские машины. Отопление отключилось, и стало холодно. Настолько холодно, что он видел вырывающийся изо рта пар, оранжевый в свете уличных фонарей вдоль проезжей части.