79 
Он не заметил, как они появились, не слышал, как крались по лестнице. Может, задремал. А может, они были, как герои сказок, способны принимать звериное обличье, незаметно подкрадываться и снова превращаться в людей, когда намеченной жертве уже некуда бежать.
Он вскочил на ноги раньше, чем до сознания дошло, что же случилось. Слышалось слабое звяканье металла о металл. Кто-то упорно ковырялся в замке. Замок был старый, и отмычка всякий раз прокручивалась.
Якубас, затаив дыхание, на цыпочках подкрался к двери, отметил нужное место ногтем большого пальца и приложил ухо к стене. Металлический звук вдруг прекратился. Тишина.
С наружной стороны стены прислушивался какой-то мужчина. В плаще и маске, точь-в-точь как в фильме «Крик». Он кивнул партнеру, который был одет точно так же, и начал простукивать стену кончиками пальцев, выясняя, где пустота звучит глуше. Найдя, улыбнулся и полез в куртку. «Трик-о-три-ит», – пропел он вполголоса, чарующе и зловеще.
– Уходите! – Голос Якубаса был не громче шепота. – Я вызову полицию. Уходите. Прошу вас…
Опять тишина, в которой Якубас слышал только стук своего сердца, чувствуя, как пульсация передается тонкой стенной переборке.
– Лучше бы вышел. – Голос прозвучал так близко, будто говорящий находился уже в комнате. Якубас подпрыгнул и испуганно взвизгнул. – Надо поговорить.
– Нет, – выдохнул Якубас. Непрошеные слезы потекли по лицу. – Не надо.
– Ладно. Не надо. Но раз ты не хочешь нас угостить, мы тебя заколдуем. Таковы правила.
Якубас застонал. «Ты дурак, дурак, дурак, Якубас! Почему ты не держал рот на замке?» – билась в голове единственная мысль.
Острая белая вспышка боли. Кровавое пятно быстро расцветало на рубашке и стене. Кожа стала невыносимо горячей, а его самого прошиб озноб. Он попытался оттолкнуться от стены, но что-то не пускало. Он посмотрел вниз, не понимая, что же произошло.
Снаружи ворчал мужик, пытаясь выдернуть нож, застрявший в гипсокартоне.
Якубас судорожно ловил воздух ртом. Боль исчезла. Исчезло все, кроме звука его собственного дыхания. В комнате стало темнеть, он начал терять сознание. Из последних сил нашарил телефон в кармане. На ощупь нажал три девятки.
Якубас умолял о помощи на английском, литовском и русском. Голос слабел, силы кончались.
Мужик пыхтел и матерился, безуспешно пытаясь выдернуть нож из стены.
Его партнер отступил на шаг, откинул полу плаща и достал пистолет. Быстро взвел курок и прицелился в стену чуть выше торчащей рукоятки ножа. Первый увидел и отбил руку с пистолетом в сторону.
– Ne! – Голос был низкий и властный. – Nikakvog oruzja. Ne na ovom poslu[9].
Он уперся в стену ногой и выдернул нож. Выходя, лезвие перерезало Якубасу аорту. Струя мощно брызнула на стены, дверь, потолок и быстро иссякла. Последнее, что увидел Якубас Пятраускас, было огромное пятно крови на абажуре.
Он упал.
Глава 29
Помещение для проведения опросов несовершеннолетних находилось в отдельном здании на территории полицейского участка Хэйлвуд. Спланированное для удобства детей, оно было оформлено и оборудовано как квартира: мебель, обои на стенах, картины в рамах. Все было не совсем низкого качества, но и не слишком дорогое.
С детьми-свидетелями сначала проводили экскурсию по помещению, показывали кухню и туалетные комнаты, заодно и студию записи, смежную с комнатой опросов. Разъясняли, что по желанию в любой момент можно устроить перерыв. Как правило, родители не находились вместе с ними в комнате опросов, но детям сообщали, что мама или папа будут рядом, по другую сторону полупрозрачного зеркала, и все увидят. Исключение составляли, конечно, дела о жестоком обращении родителей с детьми.
Мальчишек опрашивали поодиночке. Минки был по очереди последний. Он сидел, подложив под себя руки, в середине кресла, поставленного между двумя настенными видеокамерами в углах комнаты, и изучал окружающее широко раскрытыми глазами. У Минки были белокурые волосы, немного длиннее, чем у его старших друзей, – сегодня в честь особого случая мать уложила ему их с помощью геля и высушила феном.
Просматривая запись в полной тишине, хотя комната отдела была забита людьми, Рикмен поразился невинности этого детского личика. Оно было удивительным образом не испорчено жестокостью существования.
Минки беспрестанно жевал изнутри свою щеку, изредка кивая в ответ на вопросы инспектора по делам несовершеннолетних.
79 
