— Какие у вас основания делать такие выводы, осмелюсь спросить? — разгневанно посмотрел на него ленсман. — Девочке было тогда пять лет!
— Да, но тем не менее… — В голосе Лангеланда появились назидательные нотки, как будто он уже выступал на заседании суда. — Двойное убийство здесь, убийство в тысяча девятьсот семьдесят третьем, несчастный случай, повлекший за собой смерть, в семьдесят четвертом. И оба ребенка замешаны в этих жутких событиях.
— Так же, как и Терье Хаммерстен, — добавил я.
Стандаль, казалось, сейчас взорвется.
— А это еще кто такой, черт возьми?!
— Терье Хаммерстен был в местном розыске по делу об убийстве в семьдесят третьем году. Вы не в курсе? — подлил я масла в огонь.
— Тогда я еще тут не работал. Но документы я, разумеется, подниму.
— Так вы еще этого не сделали? — язвительно спросил Лангеланд.
— У нас есть и другие дела! — злобно буркнул ленсман.
— А в семьдесят четвертом Терье Хаммерстен сожительствовал с родной матерью Яна Эгиля, Метте Ольсен.
Стандаль уставился на меня:
— А при чем здесь?…
— В том году был убит приемный отец Яна-малыша.
— Но дело раскрыто, Веум, — резко сказал Лангеланд. — С ним все ясно.
Я встретился с ним глазами.
— Вы уверены? А вот мне известно совершенно новое объяснение тому, что тогда произошло. От самого Яна-малыша! Может быть, Вибекке Скарнес вовсе и не должна была сесть тогда в тюрьму.
Лангеланд побледнел:
— Что вы сказали? Что он…
Я многозначительно взглянул на него.
— Давайте вернемся к этому чуть позже.
— Ну что ж. Да мне и неинтересны давно раскрытые дела. — Лангеланд с благодарностью посмотрел на меня и сделал знак указательным пальцем: у нас договор.
Я обернулся к Ойгунн Бротет и спросил:
— Как Силье и ее родители?
— Они как раз сейчас возвращаются домой.
— Вы что, и сегодня ее отпустили? — с удивлением обратился я к Стандалю.
Он озабоченно взглянул на меня:
— Она же еще ребенок… Мы посоветовались с адвокатом Бротет и фру Меллинген и решили: учитывая, что никто из нас не верит в ее показания, отпустить ее домой. Но с ними постоянно находится сотрудница нашего отдела, так что при первой же необходимости Силье доставят в отдел.
— Но это явная дискриминация! — заметил Лангеланд. — Или вы и Яна Эгиля собираетесь отпустить?
— Теперь у него нет дома, в который он мог бы вернуться, — холодно ответил Стандаль. — К тому же он по-прежнему наш главный подозреваемый, и, если вы не имеете ничего против, господин адвокат, я предлагаю вернуться к нему и продолжить допрос.
Лангеланд вздохнул:
— Ну что ж, действительно пора. Поговорим позже, Веум. Вы тоже остановились в Суннфьорде?
— Да. Свяжитесь со мной, когда вернетесь.
Лангеланд кивнул. Во взгляде Стандаля явно читалась надежда больше никогда со мной не встречаться. Они вместе отправились в комнату для допросов.
Мы с Ойгунн Бротет остались одни, ощущая себя как потерпевшие кораблекрушение после того, как стихла буря.
— Мне надо вернуться к себе в офис. Здесь атмосфера все накаляется. Еще увидимся, — сказала она.
— Да, скорее всего. И если вам понадобятся услуги частного сыщика…
— То я знаю, к кому обратиться, — закончила она, улыбнулась и ушла за своим коротеньким, не длиннее, чем юбка, пальто.
Когда я проходил мимо дежурного, он окликнул меня:
— Веум? Вам записка.
— Да? Спасибо.
На бумажке для заметок было послание от Грете: «Поехала домой, хочу выспаться. Позвоню позднее».
Когда я вышел на улицу, Ойгунн Бротет уже не было. И я пошел обедать в отель. Один.
29
В отеле меня ждала еще одна записка — от Хельге Хаугена из «Фирды»: «Позвоните как можно скорее!» Я понял, что лучше выполнить его настоятельную просьбу. Закрылся в номере, сел перед телефонным столиком и набрал номер.
— Веум… Спасибо, что позвонили. Хочу с вами кое-что обсудить. Никто из заинтересованных лиц пока не знает.
— Я весь внимание.
— Я тут нарыл про этого Клауса Либакка, которого застрелили. У него были неприятности с полицией!
— Вот как! В связи с чем?
— А вот догадайтесь!
— Ну… вряд ли это что-нибудь на сексуальной почве, как я раньше думал. Потому что его хорошо знали в службе охраны детства и дали разрешение на попечительство.