39 
— Ей всего четыре, Стив.
— И что? — поинтересовался он. В его голосе по-прежнему не слышалось неприязни или хотя бы холодности, но Майк опять принялся кусать изнутри щеки. — Я согласен, что все это очень прискорбно, но разве это имеет какое-то отношение к тебе?
— Нет! Нет! Конечно, не имеет. Как такое может быть? Но разве они мне поверят? Полицейские. Ты же знаешь, какие они. Придут в бассейн. Я давал ей урок всего за пару часов до того, как это случилось. Они наверняка решат, что я… Ты понимаешь.
Стивен обошел стойку и обеими ладонями убрал с лица Майка густые пряди волос, потом идеально отглаженным носовым платком из тонкого льна вытер ему глаза. Майк посмотрел на Стива с тошнотворно знакомым смешанным выражением страха, благодарности и мольбы.
— Не доводи себя до такого состояния. Послушай, Майк, вполне понятно, что у тебя могла быть причина для паники, если бы этот ребенок был мальчиком, но даже самый тупой, самый невежественный полицейский не подумает, что такой человек, как ты, может что-то сделать с четырехлетней девочкой.
— Но большинство из них не видит разницы между геем и педофилом. Они придут ко мне, а потом, возможно, и к тебе и превратят нашу жизнь в ад. Я не только за себя волнуюсь. И за тебя тоже. Тебе не понравится, если они начнут меня обвинять, и это попадет в газеты. Я бы все сделал, Стив, чтобы не создавать тебе проблем. Ты же знаешь.
Стивен вздохнул. Они с Майком жили вместе уже почти три года. Он без памяти любил Майка — и сделал бы для него все, что угодно, — но бывали моменты, когда иррациональные страхи юноши приводили его в бешенство. Длительный опыт подсказывал Стивену, что любой признак гнева лишь усилит истерику Майка — и его собственное раздражение. Сделав глубокий вдох, чтобы привести свой разум в состояние покоя, он принес им обоим еще кофе и насыпал в миску мюсли, которые Майк составлял по особому рецепту, смешивая маленькие пакетики семян и орехов — он покупал их по всему Лондону в одному ему известных магазинчиках, торговавших продуктами для здорового питания, — добавил клюквенного сока и вложил в руку Майка ложку.
— Ешь, — скомандовал он ласково, но при этом твердо. — А пока будешь есть, слушай. Внимательно. Во-первых, не думаю, что им вообще придет в голову поинтересоваться, что эта девочка делала в бассейне в субботу утром, если ее похитили днем, из парка. Во-вторых, не могу представить, чтобы в бассейне тебя хоть раз оставляли с ней наедине. Ведь так?
Майк покачал головой, не донеся до рта капающую полную ложку.
— Кто был с тобой?
— Я давал ей индивидуальные уроки. Няня приводила ее и все время оставалась рядом с бассейном вместе с отчимом девочки. Он не всегда присутствовал на уроках, иногда просто приезжал за ними к концу урока. В этот раз он был там все время.
— Ты видел, как они покидали бассейн?
— Да.
— Все втроем?
— Да.
— Ну вот и нормально. И что ты, скажи на милость, переживаешь? Ешь.
Майк принялся послушно жевать овсяные хлопья, тыквенные семечки и дробленые лесные орехи, пропитанные соком.
— А если полиция придет сюда и начнет задавать вопросы? — спросил он, проглотив.
— Даже если и придут, что с того? Мы здесь не занимаемся ничем противозаконным. По крайней мере я, — сказал Стивен. Он был гражданским служащим администрации министерства внутренних дел и в прошлом несколько раз объяснял Майку со всей жесткостью, какую, по его мнению, мог выдержать юноша, что не потерпит в этой квартире никаких наркотиков. — А ты?
Майк не ответил. Через мгновение Стивен увидел, как его щеки начали заливаться румянцем.
— Майк? — Теперь он позволил глубоко запрятанному раздражению чуть-чуть выплеснуться наружу.
— Как ты можешь спрашивать? — упрекнул его Майк с безмерно обиженным видом. — Я ведь пообещал, что не буду, и не приношу. Ни сюда, ни в бассейн, ни в спортивный зал — никуда. Я чист. Я говорил тебе.
— Хорошо. Потому что я тебя предупреждаю, если ты это сделаешь — по любой причине, — все будет кончено.
— Не надо, Стив, прошу тебя! Только не сейчас, пока надо мной висит весь этот ужас. Сейчас я просто не выдержу. Не выдержу.
— Ничего над тобой не висит, — сказал его любовник, нимало не тронутый этой истерикой, — и ты отнюдь не всегда держал свои обещания.
— Знаю, Стив. Прости. Я… — Он снова посмотрел на Стива, как раненая лиса. Стивен прекрасно сознавал, что должен, в знак прощения, раскрыть объятия. Но лисы, раненые или нет, могут кусаться; кроме того, они могут исчезнуть, чтобы зализывать свои раны в опасной компании. Стивен поставил чашку, принес пиджак и кейс и сунул в него «Таймс» и «Файнэншл таймс».
39 
