Фалькон прошел сквозь запахи стряпни, чеснока и оливкового масла к дому, где жили родители мальчика. Небольшой жилой дом нуждался в ремонте и покраске. Он нажал на кнопку звонка. Сеньора Лопес открыла дверь и уставилась на полицейское удостоверение. Она не хотела, чтобы Фалькон заходил, но не решалась попросить его оставить их в покое. Квартира была маленькой, душной, было очень жарко. Сеньора Лопес усадила его за стол с кружевной скатертью и пластмассовыми цветами в вазе и пошла за мужем. В комнате царил культ Девы Марии. Девы были развешаны на стенах, стояли на книжных полках, благословляли стопки журналов. В нише горела свеча.
Сеньора Лопес привела мужа, как хромую корову на дойку. С виду ему было под пятьдесят, но его плохо держали ноги, это прибавляло ему возраста. Жена усадила его в кресло. Одна рука, похоже, не действовала, безжизненно свисала вдоль тела. Другой, трясущейся рукой сеньор Лопес взял удостоверение Фалькона.
— Расследование убийств? — спросил он.
— Не в этом случае, — ответил Фалькон. — Я хочу поговорить о похищении вашего сына.
— Я не могу об этом говорить, — сказал он и тут же начал подниматься на ноги.
Жена вывела его из комнаты. Фалькон наблюдал за этим сложным процессом, чувствуя все большее отчаяние.
— Он не может об этом говорить, — сказала она, возвращаясь к столу. — Он на себя не похож, с тех пор как… как…
— Как исчез Маноло?
— Нет… это случилось после. Он потерял работу после суда. Он стал плохо ходить. Ему все время казалось, что по ногам бегают муравьи. Одна рука начала трястись, а другая отказала. Теперь он целый день ничего не делает. Ходит отсюда в спальню и обратно… вот так.
— Но с Маноло все в порядке?
— Все хорошо. Как будто ничего не было. Он отдыхает… в лагере с кузенами и племянниками.
— Значит, у вас есть старшие дети?
— Мальчик и девочка родились, когда мне было восемнадцать и девятнадцать, а потом, двадцать лет спустя, появился Маноло.
— Маноло как-нибудь отреагировал на то, что с ним случилось?
— Не особенно, — сказала сеньора Лопес. — Он всегда был жизнерадостным ребенком. Его скорее тревожит судьба Себастьяна Ортеги. Маноло трудно представить его в тюрьме.
— Из-за чего тогда переживает ваш муж? — спросил Фалькон. — Похоже, он один тяжело все перенес.
— Он не может об этом говорить, — ответила она. — Это как-то связано с тем, что случилось с Маноло, но я не могу заставить его сказать, в чем дело.
— Ему стыдно? Это обычная реакция.
— За Маноло? Говорит, что нет.
— Не возражаете, если я поговорю с ним наедине? — спросил он.
— Вы ничего не добьетесь.
— У меня есть новая информация, которая может ему помочь.
— Последняя дверь налево в конце коридора.
Сеньор Лопес лежал на темной деревянной кровати под распятием. Глаза его были закрыты. Одна рука подрагивала на животе. Другая плетью лежала вдоль тела. Вентилятор на потолке едва шевелил густой, спертый воздух. Фалькон тронул его за плечо. Глаза распахнулись, выпустив страх из глубины сознания.
— Вам нужно только выслушать меня, — сказал Фалькон. — Я не сужу людей. Я пришел попытаться кое-что исправить, вот и все.
Сеньор Лопес моргнул, словно молча с ним соглашаясь.
— Расследование — странная вещь, — продолжал Фалькон. — Мы отправляемся в путь, чтобы выяснить, что произошло, и часто обнаруживаем, что гораздо больше всего происходит по дороге. Расследования живут своей жизнью. Нам кажется, что мы их ведем, но иногда они ведут нас. Когда я услышал, что сделал Себастьян Ортега, это не имело отношения к моему расследованию, но я был удивлен. Удивлен, потому что в таких случаях жертве очень редко дают уйти и привести полицию туда, где злодей ждет ареста. Сеньор Лопес, вы понимаете меня?
Он снова моргнул. Фалькон рассказал ему про управление, как распространяется информация, как он узнал, что на самом деле произошло с делом Маноло. Что необходимость более четких показаний в помощь обвинению — обычное дело. Никто не ожидал, что Себастьян не будет защищаться. В результате вынесен более суровый приговор, чем заслуживало преступление на самом деле.
— Я не представляю, что творится у вас в голове, сеньор Лопес. Я только знаю, что не по вашей вине и, возможно, из-за психических проблем Себастьяна Ортеги правосудие было слишком сурово. Я пришел сказать вам, что, если захотите, вы можете помочь Себастьяну. Вам нужно только позвонить мне. Если я не дождусь звонка, вы меня больше никогда не увидите.